Рядом с врагом - [14]

И когда на перроне воцарилась полная тишина, начальник разъезда, чеканя каждое слово, будто он докладывал на каком-то ответственном совещании сказал:

— Граждане! Все пути отрезаны. Сейчас разъезд будет занят немецкими войсками. Вы мирные жители. Разъезд, как вы знаете, имеет стратегическое значение. Вам нужно разойтись по домам. Лучше уйти по мирным жилищам.

Слова «стратегическое значение», «мирные жилища», казалось, были самыми убедительными.

— Конечно, домой, конечно…

— Дедушка! Где ты?

— Петрович, Петрович!

По два, по три человека, маленькими группами расползалась толпа. Перрон пустел.

Степан Иванович машинально скомкал телеграфную ленту и отбросил ее в сторону. Сняв фуражку, он вытер выступивший пот.

— Ну вот, Аня, мы и разослали беспокойных пассажиров по домам.

— Что же с ними будет, Степан Иванович? Конечно, их никто не тронет.

— Не знаю, Аня. Не должны тронуть. Это же не армия… Действительно мирные жители.

— А мы, Степан Иванович?

— Что мы, Аня? Мы с тобой служащие железной дороги. Наше дело — принимать и отправлять поезда.

— Но фашисты узнают в конце концов о вас…

Козлов стряхнул пыль с фуражки медленно, как раньше перед выходом на перрон, надел ее.

— Пока узнают, Аня… Лес-то рядом. Вот ты что будешь делать?..

— Я с вами, Степан Иванович.

Козлов посмотрел девушке в глаза внимательно, изучающе. Не будь этого тревожного времени, он еще долго бы не решился заглянуть в такую синеву.

— Хорошо, Аня. Сейчас гости пожалуют. Иди в аппаратную… Или нет, нужно здесь встречать.

Через несколько минут Козлов уже представлялся немецкому офицеру. Тот, по-хозяйски окинув взглядом станционные постройки, пустой перрон, несколько товарных вагонов, стоящих в тупике, вероятно, остался доволен этой мирной картиной.

У аппаратной встал часовой.

Этого Шерали уже не видел. Подгоняя лошадь, он спешил в глубь леса. С каждым метром от одинокого всадника отставал гул танков, машин, стрекот мотоциклов…

Лес был тих, спокоен. Словно он твердо верил в свои силы, знал, что не сразу попытается заглянуть в его владения даже война.

В ЧЕРВОННОМ ГАЕ

Все разъяснилось очень быстро — произошла ошибка. Как сказали Тамаре, — «досадная ошибка».

— Он уже дома. И, вероятно, беспокоится о вас. Еще раз извините — служба.

Простившись с начальником комендатуры, Тамара, весело постукивая каблучками, выбежала на улицу. Здесь она сразу же упала в объятия сестры.

— Ой, Галка! Да разве можно было иначе подумать! Все ясно. Шерали уже давно дома. Быстрей на поезд.

— Какой там поезд, — Галя кивнула на часы. — Только завтра утром. Или… — Она смущенно отвернулась. — Или проведем здесь выходной. Ну, кое-что купим, — как бы оправдывая свое предложение, добавила Галя.

— Знаю, что за выходной, — шутливо погрозила пальцем Тамара. — Ладно. Не ради тебя остаюсь, — переходя на шепот, продолжала она. — А ради… твоего Тимофея.

Вместо ответа Галя крепко пожала локоть сестры и еще больше смутилась.

Тимофея они сразу же разыскали. Он долго тряс руки сестрам, позабыв, что перед ним стоят вовсе не могучие атлеты, а молодые женщины: можно было бы приветствовать иначе, легче.

— Как доехали? — спросил было Тимофей и смутился, сообразив, что этот вопрос он задает уже в третий раз.

— Да хорошо, хорошо, Тимоша! — со смехом успокоила Тамара. — Я, во всяком случае, хорошо. А наша студентка уже с неделю дома.

Тимофей укоризненно покосился на Галю: он еще к этой теме вернется, стоит им только остаться вдвоем!

— Ну, что же мы? — спохватился Тимофей. — Вы отдохните. Вечером придумаем, чем заняться.

Да что здесь было придумывать!

Разумеется, Тимофей и Галя хотели остаться наедине. Тамара этого, казалось, не понимала. И на стадионе, куда отправились все втроем, молодые люди рассеянно следили за игрой футболистов. Как им хотелось, чтобы быстрее сгустились сумерки, зажглись первые звезды!

Хороши летние ночи в Червонном Гае! Городок окружен густыми лесами. И, кажется, оттуда, из-за плотной стены вековых деревьев, выползает ночь. Выползает не спеша, степенно. Это не черная угрюмая ночь, а синяя, нежная. Сколько в такие часы рождается задушевных песен! В первую очередь, конечно, о любви, о верности. В них рассказывается о шелковистой листве стройных березок, о широком размахе ветвей могучего дуба, о ярких звездах, о журчании ручья…

О звездах и ручьях? Нет! На самом деле — все песни о любви. Вы прислушайтесь лучше, как раскрывается чистое девичье сердце! Раскрывается доверчиво, ничего, ничего не утаивая.

Но, к сожалению, ночь еще не наступила. Она словно хочет продлить минуты ожидания. Ведь они по-своему прекрасны, эти минуты ожидания — нетерпеливого, неповторимого.

…Стадион бурлил, негодовал, ликовал. Городская команда встречалась с пограничниками. У каждой из команд — болельщики. Они знали по именам всех игроков, кричали страстно и самозабвенно:

— Ва-ася-я-я!.. По краю! С хода бей!..

— Его-о-ор!.. Обводи его, голубчик! Э-эх…

— Есть! Штука!! Ура-а-а!..

Казалось, не только трибуны и поле стадиона, но даже воздух над зеленой площадкой пышет задором, молодостью.

После матча было решено пойти в кинотеатр.

Как искренне Тамару уговаривали Тимофей и Галя! Даже твердо сказали, что без нее они никуда не пойдут.