Рядом с врагом - [13]

— Давайте, Степан Иванович, попытаемся…

Им не было суждено этого сделать. На опушке леса показался всадник.

Все трое бросились навстречу.

Должно быть, из последних сил держался человек. Но вот он стал медленно сползать с седла. Фуражка с зеленым околышем упала на землю.

Козлов и Султанов помогли пограничнику спешиться, уложили под дерево.

— Товарищ Козлов. Вы?.. А это вы?.. Вы, товарищ Султанов?

В пограничнике Шерали узнал одного из тех, кто задержал его здесь, на разъезде.

— Вы передайте… — продолжал боец с трудом, — туда передайте… — он еле заметно кивнул в сторону Узловой. — Им. Пусть знают, что застава вся погибла Вся. Только я…

Пограничник посмотрел на склоненные лица и, наверное, решив, что его поймут не так, как следует, добавил:

— Я выполнял приказ… Я бы остался там… Но меня послали.

И он смолк.

— Все… — сказал Степан Иванович, бережно опуская руку пограничника.

Аня попятилась назад. Она прижала руки к груди. Она смотрела широко открытыми глазами на мертвого парня. На того, кто еще два дня тому назад патрулировал на разъезде.

Степан Иванович сходил на перрон, снял с доски пожарного инвентаря лопату и прошел на несколько метров в лес.

Он остановился у одинокой березки, осмотрелся, нашел место, где меньше всего сплеталось корней, и стал копать. Через несколько минут его сменил Шерали.

Так был похоронен пограничник. Так появилась первая могила в тихом лесу рядом с маленьким, тихим разъездом.

На березе перочинным ножом Козлов вырезал обыкновенное имя «Василий». Фамилии красноармейца он не знал. Подумав немного, Козлов добавил дату: «24 июня 1941 г.».

Постояв над могилой, они, не сговариваясь, пошли к перрону.

— Вот что, — решительно сказал Степан Иванович, — возвращайся в сторожку. А я…

Козлов осмотрелся, словно собирался проститься с разъездом, но промолвил неожиданно совсем другое:

— А я пока останусь. Как увижу, раскушу, в чем дело, — сразу же к вам… — Он подумал и добавил: — Там и решим, что делать. А ты иди. Слышишь?

Со стороны большака раздался нарастающий гул моторов.

— Это уже танки… Конечно, танки. Только чьи?

— Со стороны границы… — пояснил Шерали. — Немцы…

Козлов и сам сразу же догадался, чьи это танки, он смотрел на Шерали, ждал от него подтверждения. Шерали кивнул головой.

— Да, танки… — повторил он.

— Я же туда людей послал… Вместо наших машин они встретят их, немцев…

— Не все ли равно, Степан Иванович, — спокойно произнесла Аня. — Здесь ли будут встречать, там ли… Уже поздно что-либо предпринимать.

Аня стояла в двух-трех шагах от мужчин, прислонившись к дереву. Испуг от вида погибшего пограничника прошел. Девушка с каким-то странным спокойствием наблюдала за торопливыми, необычными похоронами и, казалось, совсем не обращала внимания на разговор мужчин. Да и они о ней забыли.

Козлов удивился.

— Ты здесь, Аня? — и, согласившись с ее доводом, кивнул головой. — Действительно, что можно предпринять.

— Дядя Степан! Дядя Степан!

Мальчишка снова появился на краю перрона.

— Пассажиры бегут сюда… Много-много…

— Степан Иванович, нужно успокоить людей. Объяснить им… — Шерали сам не знал, как успокоить, как и что объяснить, хотя и взялся подсказывать Козлову. — Ну, что-то сказать…

— Успокоить? Может быть. Ведь по существу это мирное население — женщины, дети, старики. Война не их дело… — Начальник разъезда осторожно нащупывал мысль и, наконец, жадно ухватился за нее. — Конечно, не их дело! Значит, враг не тронет никого. Значит, можно спокойно им разойтись. По домам разойтись.

Аня слушала Козлова и в такт его отрывистым фразам еле заметно кивала головой.

— Так и нужно говорить… — уже твердо решил Козлов.

— Дядя Степан, — кричал мальчишка, — пассажиры бегут!

Козлов махнул ему рукой: слышу, знаю!

— А ты все же езжай, Шерали… — вернулся он к прерванному разговору. — Слишком много чести для немцев, если будут их встречать сразу два коммуниста. Мне нужно разобраться здесь, и я, наверное, поеду вслед за тобой.

Начальник разъезда покосился на девушку.

— Не знаю, как Аня решит?.. Может, вместе и придем. Опанас Гаврилович примет?

— О чем разговор, Степан Иванович.

— Ну, вот и хорошо. Езжай ради бога. А мы пошли встречать… — Он тяжело вздохнул. — Встречать… пассажиров, а потом и тех, гостей непрошеных.

Шерали отъехал около ста метров, спешился. Густой, высокий кустарник закрывал его и лошадь от глаз. Но ему, когда он залез на дерево, отсюда был виден перрон.

Шерали не мог услышать отдельных фраз, до него доносился шум толпы и нарастающий гул танков. Шерали мог только догадываться, что творилось на разъезде.

Там происходило следующее.

Степан Иванович пошел навстречу обезумевшей толпе. В одной руке он держал спираль телеграфной ленты, а другую поднял, требуя внимания. Люди подбегали, останавливались как вкопанные и глазами, полными последних надежд, впивались в серпантин телеграфной ленты. В ней был выход, в ней было спасение!

— Товарищи! Граждане! — не опуская руки, произнес сдавленным голосом Козлов. — Граждане!

Он не кричал, не старался восстановить порядок, чувствуя, что это сделают сами люди.

— Тише! Тише! — раздались первые голоса.

— Дайте сказать человеку!

— Тише!