– Я думал, там меня считают персоной нон грата.
– Я войду первой, а вы следом. Все будет в порядке. Вы располагаете к себе людей. Вы физически сильный и опытный человек, но никогда не обидите беззащитного.
– Откуда такая уверенность? – Ему действительно стало любопытно.
– Я не знаю точно и могу ошибаться. Но мне кажется, вы прирожденный защитник.
Ларкин подумал о том, как часто ночами прятал маленькую Анну-Лизу в своей постели. Малышка дрожала, пока они прятались от криков разгневанной матери. Ларкин всегда разрывался между братом и сестрой. Его брат Девлин был старше и крепче. Ларкин слышал, как мать бьет его, но брат ни разу не заплакал. Ларкину хотелось выбежать в коридор и колотить мать до тех пор, пока она не отступит. Но кто-то должен был защищать Анну-Лизу.
Поэтому Девлин в одиночку терпел припадки озверевшей алкоголички, а Ларкин умирал от стыда.
Он беспокойно поерзал на стуле. Он редко предавался воспоминаниям, но бесхитростная оценка Уинни вернула его в прошлое.
– Вы правы. Я никогда не наврежу слабому. Но не делайте из меня героя, Уинни. Я бываю эгоистичен, как любой другой человек.
Он помог ей отнести посуду на кухню. Свет в доме казался резким и неприветливым после уютной полутьмы веранды. Уинни наклонилась, загружая посуду в посудомоечную машину. Он знал, что миссис Кросс не скажет ни слова, если они оставят в раковине грязные тарелки и бокалы. Но он также знал, что Уинни по-особенному заботлива.
Ларкин прислонился к кухонному столу, пока она возилась с посудой. Когда Уинни наконец повернулась к нему, он протянул ей руку:
– Прогуляемся? Мы плотно поужинали.
Секунды молчания растянулись в минуты. Уинни выглядела встревоженной.
– Я не знаю, что случилось прошлой ночью, – сказала она, растягивая слова. – Но я не сплю с мужчинами, с которыми только что познакомилась. Даже если они из семьи Волфф.
– Мы просто прогуляемся, Уинни.
Она едва заметно улыбнулась:
– Прогулка не повредит.
– Вы обуетесь?
Она покачала головой:
– Я люблю ходить по траве босиком. В прошлом году я потратила на обустройство лужайки больше денег, чем на дом.
– Тогда я присоединюсь к вам.
Она округлила глаза, когда он скинул ботинки и снял носки, но ничего не сказала.
Когда они вышли из дома через парадный вход, Ларкин нарочно повел Уинни к главным воротам. Большая часть его сотрудников располагалась вокруг двух домов, а Ларкину хотелось уединения. Они шли рядом с озером, слушая тихий плеск от прыгающих в воде лягушек.
Трава была бархатистой, теплой и гладкой. Ларкин шел в ногу с Уинни. Он понимал, что играет с огнем. Умный человек пожелал бы ей спокойной ночи и отправился спать. Ларкину нравилось одиночество. И он не сделает исключения ни для одной женщины. Поэтому его отношения с Уинни обречены. Но при воспоминании о поцелуях в заброшенном сарае ему захотелось овладеть Уинни прямо на мягкой траве.
Образ и желание оказались настолько сильны, что ему пришлось судорожно глотнуть воздух.
Казалось, Уинни не замечает его волнения. Она напевала отрывки из песен, слегка фальшивя. Он вдруг подумал, что их невинная прогулка, словно повторяет прогулку Элизабет и мистера Дарси. Когда Анне-Лизе было четырнадцать и она заболела гриппом, Ларкин был вынужден сидеть с ней и дважды смотреть фильм «Гордость и предубеждение».
Отвлечь от болезни сестру ему удалось только так, поэтому Ларкин смирился. Однажды вечером этот фильм с ними смотрел даже Девлин. Братья очень оберегали сестру, пока она не повзрослела. Теперь она замужем и родила ребенка. При мысли о ней у Ларкина заныло сердце.
Жизнь изменчива. Братья, сестра и кузены устроили свою личную жизнь. Но Ларкин останется один. Он не желает страдать и не готов нести ответственность за любимого человека.
Когда они добрались до конца дороги длиной в четверть мили, Уинни отошла от Ларкина в сторону.
Он остро почувствовал, как она от него отстранилась.
Близость к Уинни утешала его, успокаивала и дарила умиротворение.
Соединив руки за спиной, Уинни посмотрела на звезды.
– Вот поэтому я не живу в городе, – сказала она. – Я люблю пространство, небо, уединение.
– Вам нравится одиночество?
Она повернулась к нему, ее лицо было бледно.
– Почему вы спросили?
– Возможно, вы используете свою преданность жителям приюта, чтобы спрятаться от реальной жизни.
В воздухе повисло напряжение. Его обвинение было непростительным.
– Вы не имеете права. – Она сжала кулаки, держа руки по швам.
Ларкин схватил Уинни за запястье, ощущая ее учащенный пульс:
– Я задел вас за живое?
– Я не собираюсь говорить об этом с вами. – Она рывком высвободила руку.
Ларкина переполняло желание и разочарование. К черту осмотрительность! Он должен знать, о чем она думает, что чувствует.
– Вы поцеловали меня потому, что ужасно одиноки, или есть иной повод? – Он взял ее за плечи и осторожно встряхнул. – Скажите мне правду. – Он сокрушался, что на небе нет луны и он не видит выражения лица Уинни.
Она стояла неподвижно, учащенно дыша. Желая успокоить девушку, Ларкин погладил ее от плеча до запястья и обратно.
– Ответьте мне, Уинни.
Она шагнула назад, чтобы стоять вне его досягаемости.
– Я одна потому, что так решила, – едва слышно ответила она. – Я поцеловала вас оттого, что вы красивый мужчина. Вот и все.
