Рябиновая ночь - [36]
И отвалил Ганька с пустым желудком.
— Так вас, шаромыжников, и надо учить, — смеялась Анна.
— Я вчера старика Игната Воробьева видел, — Пронька плутовски покосился на Анания. — Тебе, Ананий, поклон шлет.
— Пусть он этот поклон на шее вместо креста носит, — буркнул Ананий.
— Постой, Ананий, — оживился Арсалан. — Игнат все толкует про какие-то твои тайные дела с его старухой.
— Чтоб этому Игнашке…
— Ты расскажи, Ананий, — попросила Анна.
— Да что рассказывать-то, — Ананий отодвинул кружку и закурил. — Пришел я из армии. А у этого Игнашки дочь на выданье была — Варька. Красивая, бедовая девка, любого с ума сведет. И закрутили мы с ней любовь. Как-то она мне говорит, приходи сегодня ночью в амбар, я там спать буду. Вечер-то мы с парнями на лугу у Онона провели, девчат веселили. Оттуда в полночь я иду к Варьке в амбар. Захожу тихонько, сажусь на кровать и начинаю обнимать ее. Чувствую, что-то габариты не те, а разобраться еще не могу. Да и темень в амбаре непроглядная. Вдруг слышу голос:
— Что это тебя, старый хрыч, на грех-то потянуло? Мне уж про то и во сне-то не грезится.
Меня будто кто ключевой водой окатил. Отнялись руки и ноги. Оказывается, я обнимал Игнашкину старуху. А его в это время леший до ветру унес. Мне бы скорей удрать, так с перепугу ноги не слушаются. Старуха окончательно проснулась и как завопит:
— Игнат! Караул! Домовой!
Только теперь ко мне силы вернулись. Метнулся я от кровати и в дверях с Игнашкой встретился. Он весь в белом, как привидение, хватил кулаком по уху. У меня в глазах красный свет вспыхнул, но на ногах устоял. Изловчился и боднул головой Игнашку под дыхало. Отлетел он в угол и схватил там ружье. Я пулей пролетел по ограде и махнул через изгородь. И на свою беду рубахой за кол зацепился. Я и так и сяк, рубаха трещит, а не рвется.
Игнашка выбежал из амбара да как пальнет. Откуда у меня и силы взялись. Рванулся, рубаха треснула. И надо же было мне угодить в помойную яму. Выскочил из ямы, бегу по улице, собаки увязались следом и такой гвалт подняли, точно медведя-шатуна повстречали. А я без остановки в Онон. Сбросил одежонку, обмылся и, в чем мать родила, огородами домой. И тут черт подсунул Ефросинью Бугоркову, что сейчас поваром в детском саду работает. И какого лешего ей не спалось, все мужа своего караулила. Столкнулись мы с ней лицом к лицу.
— Свят, свят, — забормотала она и — бряк наземь.
Смотрю, пропадает баба, спасать надо. Давай ее в чувство приводить. А тут откуда-то ее муж пьяный вывернулся.
— Так вот ты тут чем занимаешься, — дико взревел он. — Голых парней развлекаешь, сучка бездомная.
Я наутек.
— А где Варька-то была? — задыхаясь от смеха, спросила Анна.
— Да я сам все перепутал. Она сказала, что у подружки в амбаре будет, всю ночь там ждала, а я к матери завалился.
— Черт, а не Ананий, — захватив бороду в руку, раскачивался Маруф Игнатьевич. Арсалан с Пронькой упали на кровати и уж не смеялись, а только охали.
Вошли Дарима с Петькой. Они привезли минеральные удобрения.
— Мужчинки, пошли разгружать тележки, — скомандовала Анна.
Алексей приехал через несколько дней. Увидела его Анна, заглушила трактор и пошла навстречу. После субботника они еще не оставались наедине. Алексей в ушах Анны заметил серьги. В золотой оправе, как ягодки рябины, сияли ярко-красные камешки. Алексей понял, что для него наряжается Анна, и тихая радость шевельнулась в душе.
— Успеете заделать удобрения до посевной?
— Завтра начнем пахать в две смены. Беспокоишься?
— Говорят, навоз и бога обмануть может. Глубоко не пашите. Надо, чтобы зерно в перегной легло.
— Я сама все плуги настроила. Вот только боюсь, как бы сорняки не задавили всходы.
— Не задавят. Как только сорняки пустят белые нити, пробороним поле. А потом авиахимпрополку проведем.
— Я что-то боюсь.
— И зря. Распутья бояться, так в путь не ходить.
В небе раздался крик: «Ко-а-а, ко-а-а». Алексей поднял голову. От Онона до Алханайских гор конскими гривами косматились сопки. Над ними летели турпаны. И было впечатление, будто ветер гнал над степью два охристо-желтых осенних листа. Кое-где в распадках белели накипни, паутинками поблескивали ручьи.
— Алеша, а ты знаешь, что про нас уже разные сплетни плетут? Может, мне уйти из отряда подальше от тебя?
— Ты что, Аннушка, в своем уме? Дело бросить из-за каких-то сплетен. Да и куда ты уйдешь? Все равно нам не разойтись с тобой.
— А до жены слухи дойдут? Тогда как?
— Переживем и это. Я во второе звено.
— Алеша, а где плоскорезы и стерневые сеялки?
— Арсалан уехал за ними. Завтра должен привезти.
Анна шла к трактору, в виски било: «Алеша, как же мне уберечь-то тебя от дурной славы?»
Глава 9
Утром по пути в контору Алексей встретил звеньевого кукурузоводческого звена Якова Туранова.
— Как дела, Яков Федорович? Навоз вывозить начал?
— Нет еще.
— Как нет? Чем же вы занимаетесь?
— Тележки ремонтируем.
— Иван Иванович должен был их отремонтировать неделю назад. При мне их завезли в мастерские.
— А он на другой день снял людей.
— Так какого же черта вы молчите? Почему не сказали мне?
— Скажи, — невесело ответил Туранов, — потом до осени Иван Иванович в мастерские не пустит.
Книга рассказывает о сибирской тайге. В центре повествования— охотница-эвенка Авдо, чувствующая себя в тайге как дома. Фоном служит рассказ о путешествиях автора по тайге, промысловой охоте, природе. Достоверность рассказа подкреплена тем, что сам автор вырос в далеком эвенкийском селе в семье потомственного охотника.Книга всей своей сутью призывает к сохранению богатств тайги, бережному отношению к ней.
Роман является итогом многолетних раздумий читинского писателя Николая Кузакова о творческой, созидательной силе революции в Забайкалье. Действие произведения охватывает время от становления там Советской власти до наших дней.Судьбы героев переплетаются в остросюжетном повествовании. Круто меняется жизнь всего эвенкийского народа, а значит, и юной шаманки Ятоки. И когда начинается Великая Отечественная война, русские и эвенки в одном строю защищают Отечество.Умение увидеть и показать за судьбами своих героев судьбу народную отличает прозу писателя.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.