Русское счастье - [38]

По чистой случайности – отказе автоматики на соседнем котле, произошел упуск воды. Взрывом обожгло трех человек персонала – двое из них погибли. В вину Саркисову вменили отвлечение вахтенного состава от выполнения основных обязанностей. Саркисов получил десять лет лишения свободы.

Чаще, лежа на спине с закрытыми глазами, он не спал. В это время он заново переживал прошлое. Унизительные фрагменты лагерного быта Саркисов гасил силой воли, оставаясь внешне спокойным. Долагерное прошлое осталось в памяти, словно подслушанное где-то в невнятном постороннем повествовании. Тюрьма затмила прошлое, она же выпестовала заложенную природой частицу мудрости предков.

«Жалко парня, не понимает: легкая зуботычина не преграда в жизни, напротив, подспорье к сплочению внутренних резервов. Научиться оценивать текущее время, делать из него выводы сможет лишь тот, кто не обласкан тепличным климатом, и не обязательно тот, кому «улыбнулось» в ней больше, чем достаточно для того испытаний. Одному хватает одного тихого мелодичного напоминания, другому – тревожный колокол покажется недостаточным набатом. Чем раньше приходят испытания, тем осмысленнее и целеустремленнее дальнейшая жизнь. Бродит где-то. Чистая механика движения – это для мышц, а истина рождается в голове, в переосмыслении базовых понятий», – думал Саркисов, лежа с закрытыми глазами.

Глава 7

– А глаза-то у вас голубые! – выпалил Тристан без вступления, сразу после длинной паузы. Они-то и вернули меня из чрева темного туннеля.

У Матильды мгновенно проснулось женское начало. Даже под лучом светильника лицо ее заметно зарделось, мимика, только что сосредоточенная, приобрела оттенки беспутно-победоносного. Неожиданно для себя она игриво повела плечами. Тристан ей нравился.

Ему передалось это мгновенное преображение:

– Сейчас произойдет чудесное превращение, – подумал он.

Но Матильда внутренним усилием вернула течение общения в больничное русло. Опустив глаза глубже в бумаги, она казенным голосом констатировала:

– Организм пошел на поправку, хочется разнообразия.

– Отвлекаю, а назавтра еще кто-то поплатится за это кризом? – выдавил из себя Тристан, бессмысленно заполняя интервал молчания.

Ее потеплевший на мгновение взгляд вдруг ожесточился, и он понял: отпущенное ему время катастрофически быстро истекло. Несвойственно себе, угоднически суетливо Тристан поднялся, казенно пожелав спокойной ночи, протиснулся в приоткрытую дверь своей палаты. В лицо пахнуло тяжелым духом болезни. Спящая груда в углу палаты чередой музыкальных звуков выдавала терцию, прооперированный накануне постанывал, Саркисов застыл в позе погребенного фараона. Стараясь быть неслышным, принял удобное положение, насколько это было возможно на просевшей сетке кровати, прокручивая в голове возможный финал несостоявшегося диалога.

«Что так резко повлияло на ее поведение? Не верит в искренность? Много вас скучающих болящих с дешевыми комплиментами. Не зарыться бы в себе…» А мысли исподволь вгрызались в собственные ощущения, сердце начало разбухать, отзываясь в груди участившимися отрывистыми толчками.

«А в коридоре я о нем-то позабыл», – промелькнуло в голове.

Больное воображение завело далеко, в область подшитой почки. Захотел бы зафиксировать сознание позже: в каком из успокоительных противодействий забылся, не смог бы. Системы не получалось – оставался порочный круг, где мысли громоздились, спотыкаясь о новые искусственные преграды.

Утром, в свете наступающего дня, издевательски коря за вечерние мысли, лежа еще с закрытыми глазами, начал подбрасывать в тлеющий костер пугающие вчера картины, но кроме усмешки, огня они не прибавили.

Ветер стих – над перевалом занималась заря. Под окном ветви корявого дуба копошились живой серой массой воробьев. На ощетинившихся в бирюзовое небо старых тополях рассредоточилось воронье. Все живое приготовилось к испытаниям нового дня. Даже постель Саркисова, заправленная кирпичиком, вписывалась в многообещающий фон наступающего обновления.

Глава 8

Прошедшая ночь не оказалась тяжелее других – удалось забыться на пару часов. Но вечерний разговор с ним остановился в сознании.

«Кажется, он догадался?..»

Утром молча, без объяснений, положила на стол «старшей» заявление об увольнении, а в конце выделила припиской: «Решение окончательное, пересмотру не подлежит».

Вопреки сложившемуся правилу, на автобус не спешила. Нежданно-негаданно, манной небесной, в этот день открылось февральское оконце – первое яркое напоминание о весне. Мимо спящих здравниц спустилась к безлюдному еще бульвару и неспешным шагом двинулась к дому. Под стать отдыхающей природе Матильда неожиданно для себя поймала расслабление. Лениво перебирая ногами, она желала в этот миг немногого:

«Пусть пустынная дорога в почетном эскорте сосен не заканчивается никогда. Не у нее одной подпорчены обстоятельства».

Пойманная на пустом месте гармония стала таким приятным исключением. Как и всякий другой, получивший свалившуюся подарком с неба порцию блаженства, она пыталась задержать ее, сохранить в клетках тела, разбавить ими прошлую неприятность.

Так устроено наше сознание: чтобы оценить взлет, надо непременно упасть. Борьба и контрасты могут привести к удовлетворению. Эта аксиома родилась вместе с человечеством.