Русское счастье - [22]

Мотька, как ей показалось впоследствии, при анализе собственных ошибок, слишком быстро назвала адрес возможной встречи. Она корила себя за простоту, что так скоротечно, без вуали, открыла любимое место на приморском бульваре, выдав себя с головой.

– Прекрасно, думаю, скоро наведаюсь, – прошелся напоследок по ее лицу теплый, но пронзительный взгляд Дениса.

Он исчез так же внезапно, как и появился, оставив в Мотьке новое ощущение – ожидание счастья.

Глава 2

Из коридорчика в комнату с запахом съестного просочился густой удушающий запах лаврового листа. Мать готовила отвар по новому рецепту, в нем она собиралась снимать напряжение с ног после дня беготни. Как всякий недалекий наивный человек она пыталась найти чудодейственный рецепт в борьбе со следствием, не задумываясь над причиной. Мотька замерла в ожидании очередного нравоучения, но в этот раз мать не спешила. Процедура всегда вдохновляла ее – ноги немного отпускало, слепая жажда деятельности выплескивалась на Мотьку. Сегодня мать вошла тихо, без слов обычного вступления умостила ноги в тазу.

После летней свободы, короткой, но другой жизни, после своего отдельного угла, Мотьке было тесно дома. Что показалось ей странным: сдобу мать не выбросила – попробовала и даже похвалила качество выпечки. Мотька заподозрила неладное – она хорошо знала свою мать. И действительно, та посмотрела на нее необычным тягучим взглядом.

– Ты становишься все больше похожей на своего отца! – начала мать издалека. – И по манерам – ты его дочь.

Мотька острее почувствовала неладное: «Ее явно к чему-то готовят…».

Подтвердить или опровергнуть сказанное Мотька не нашла нужным.

– Мама, не виляй вокруг да около, ты хочешь мне что-то сообщить? – не выдержала после ее паузы Мотька.

– Вот, вот, лишнее доказательство тому: отец тоже чувствовал заранее, о чем я хочу сказать…

– Мама, в конце концов, что произошло?

– Мотечка, дядя Юра сделал мне предложение, у нас с ним будет ребенок. Для меня его решение стало неожиданностью, но я, извини, согласилась, не раздумывая. Какой ни лапоть, а все же нога не босая. Он совсем не пьет, хозяйственный. Одно скверно: жить ему придется у нас. Как будем ютиться – не знаю.

И, оправдываясь, продолжила. Мотька затаила дыхание – она услышала бой своего сердца.

– Пойми, это мой последний шанс.

Мотьку осенило: «За мной остается выбор!»

– Ты хочешь, чтобы я поехала к отцу?

И тут же, не дожидаясь ответа:

– С превеликим удовольствием!

– Правда, Мотечка, не шутишь, ты согласна? – разгладила мать подобием улыбки скорбную мимику.

Внутри загорелось радостью, но все же стало обидно за себя: как просто мать отдает ее в жертву своему сомнительному будущему. Мотька отвернулась к стене – представила, как то же самое преподнесла бы ей Клава. Представить – не получилось. «Клава так не смогла бы!»

Успокоившись грядущими переменами, Мотька сладко потянулась и вскоре уже блаженно спала.

Глава 3

Клава сдерживалась с трудом, поэтому, когда провожала Мотьку, старалась говорить отрывисто – плывущий голос мог выдать ее. За лето она привязалась к Мотьке – чувствовала, что и та тянется к ней. Втроем их семья стала настоящей, такой, о которой она мечтала в мытарствах на чужбине. С некоторых пор Клава не переносила тишины – хотела иметь много детей. Она видела в приятной семейной сутолоке, в обретенных приятных заботах под щебетание счастливых детей, возможность забыть о своем темном прошлом. Мотьке из него она многого не рассказала.

«Зачем девчонку в пору розовых грез марать грязью земли. Ей достаточно и тех неизбежностей, что ожидают в жизни любого человека. Без чужих просчетов – свои разгрести бы, не увязнуть. Всяк лелеет личностный интерес, но трудности не преминут напомнить о себе. И того малого экскурса достаточно, чтобы задуматься на пороге влекущих, заманчивых, часто сомнительных предложений».

Она жалела Мотьку, вспоминая себя: такая же наивная, чувствительная, ищущая новизны. Теперь-то известно, куда может завести в юные годы романтический задор. Когда потеряла всякую надежду – в тридцать девять – забеременела, но каковы будут последствия после перенесенной болезни? Нет, не станет она рисковать будущим своего ребенка. На излечении она видела этих несчастных, поплатившихся за ошибки родителей.

Клава стояла на причале в полном одиночестве, гулкими толчками в висках билась последняя фраза Мотьки: «Я вернусь!»

Вечерело. От воды тянуло свежестью – отпущенные слезы холодили щеки. Паром давно скрылся за мысом, сознание грел новый этап жизни – уходить не хотелось. Над кильватерным следом парома перестали галдеть чайки – одиночек поднял с воды шустренький портовый живчик-катерок, он визгливо пискнул одиночке, стоящей на берегу, перечеркивая бегущей от винта струей еще один прекрасный миг.

Ленек ушел в море – пустые комнаты пугали, она не спешила домой. По пути остановилась у выброшенного на берег полузатопленного баркаса, огляделась, и, не увидев никого, по ржавому рванью забралась в рубку – здесь она провела две ночи, пока ее там случайно не обнаружил Ленек – он мимо накоротке возвращался домой с рыбной пристани. В рубке после нее кто-то побывал: разорванные картонные коробки и старое тряпье сослужили еще кому-то добрую службу. Клава в то время пыталась убежать от самой себя. В голове утвердилась очень простая истина: