Русское народничество - [15]

» (перевод с английского переводчика) Они начали с оппозиции размытой идеологии славянофилов, но не хотели начинать борьбу о более важных проблем, касающихся внутренне-российских дел или культурных отношений России с остальной Европой. Они не хотели становиться пленниками философии истории. Но это «хорошее сознание» западников, как сказал Анненков, в конечном счете оставило их с «пустыми руками». Другими словами, эта группа людей, которая, за исключением Герцена, представляла  зарождение  русского либерализма середины века, была оторвана от любой политической деятельности, с одной стороны, осознавая моральные проблемы, которые возникнут при сотрудничестве в любом виде с правительством Николая I, а с другой стороны, слишком заучившаяся, слишком измученная попыткой избавиться от мифов и метафизики романтизма, для того чтобы создать новые, активные и эффективные политические идеалы.  Таким образом она постепенно уходила все больше и больше в изучение истории, литературный критицизм и изучение обычаев. Безуспешность российского либерализма, даже после Крымской войны, коренилась именно в этом периоде конца 40х. Однако этот уход в исследования все же привел к одному важному результату. Он вдохновил пересмотр проблем российского государства и реформ Петра Великого (проблема, которая интересовала Герцена). Таким образом, это  помогло избежать тупика славянофилов и перейти к концепции истории, которая, хотя и создала миф неразрывности и прогрессивной роли государства, тем не менее  при помощи Грановсого, Кавелина, Чичерина и особенно Соловьева помогла заложить основу современной русской историографии.

Но Герцен был не больше историком чем писателем-романистом. В нем практичный политик  чувствовал невозможность развития либерализма, которое основано на изучении истории. В газетных статьях и личных беседах он поддерживал и рекламировал первые лекции Грановского в Москве, Здесь была та интеллектуальная атмосфера, которую он хотел развить согласно своим убеждениям. Но хотя он многократно пытался, так как был связан чувствами и дружбой с этой группой российских друзей, он в конце концов нехотя решил, что невозможно вывести  дискуссии на необходимый уровень.

Мы мало знаем о ранних дебатах 1846 года, главным образом из-за нехватки документов. Описание, данное Герценым в «Былое и думы» имеет большой человеческий интерес,  но содержит более личного чем политического. Письма и описания других отрывочны.

Тем не менее, вероятнее всего, обсуждавшиеся проблемы можно свести к трем.

Первая, позиция относительно народа. Эти дебаты были похожи (хотя в России больше обсуждались обычаи и моральные проблемы) на дебаты в Берлине в то же самое время в среде левых гегельянцев, дебаты об взаимоотношениях между революционерами и народом. Они опять рассматривали проблему народности. Грановский говорил, что сочувствует позиции славянофилов. Таким образом он отказывал или в любом случае ограничивал дискуссии, которые с ними проводились. Белинский хотел придать народностизначение близкое к «патриотизму» как оно понималось в Западной Европе. Боткин мудро резюмировал все эти идеи следующим образом:

«Славянизм не произвел еще не одного дельнаго человека: это — или цыган, как Хомяков, или благородный сомнамбул Аксаков, или монах Киреевский, это — лучшие! Но между тем славянофилы выговорили одно истинное слово: народность, национальность. В этом их великая заслуга... Вообще, в критике своей они почти во всем справедливы...Как только выступают они к положению, - начинаются ограниченность, невежество, самая душная патриархальность, незнание самых простых начал государственной экономии, нетерпимость, обскурантизм и проч.» («Анненков и его друзья: литературные воспоминания и переписка 1835-1885 годов» стр. 538  1892г)

В этой смеси понимания и критицизма, Боткин признается, что западники не решили и даже не начали рассматривать проблему интеллигенции и народа, которую романтические славянофилы по крайней мере признавали фундаментальной.

Второй и гораздо более важный вопрос был в роли буржуазии в будущей политической жизни России. Это была реакция на социализм, которая вдохновляла умы людей в начале 40х; признак зрелости, следуя за молодым и полным энтузиазма утопизмом тех лет. Но для Герцена, это неизбежно представлялось как отказ от тех самых идей, которые он сейчас пытался сформулировать. Западники на самом деле все более и более подпадали под влияние истории Франции и роли tiers état (третьего сословия). Их видение будущего политической жизни России было вдохновлено концепцией буржуазии, к которой Гизо, Тьерри и другие пришли разнообразными способами. Естественно, что именно Грановский, историк, критиковал утопизм западников.  «Социализм», - говорил он, - «чрезвычайно вреден тем, что приучает отыскивать разрешение задач общественной жизни не на политической арене, которую презирает а в стороне от нея, чем и себя и ее подрывает»   («Т.Н.Грановский и его время. Исторический очерк» Чешихин В.Е стр. 288)

Дискуссия чаще всего представляла собой столкновение различных идей, а не исследование ситуации.  Но постепенно покрывая новую территорию, она стала предвидеть будущие проблемы. Члены группы фактически начали задаваться вопросом, хотя все-еще не совсем четко, стоят ли они перед буржуазным периодом или таким, в котором социалистические идеи могут быть реализованы.