Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII вв. - [71]

При оценке высказываний сенаторов следует иметь в виду всю совокупность сложившейся ситуации. «Проавстрийский» лагерь был слишком слаб, чтобы рассчитывать на победу, а сильная «прошведская» группировка могла в решающий момент оказаться без кандидата (существовали опасения, что шведский король в условиях политического раскола и гражданской войны в стране не решится отпустить сына за море). В такой ситуации новая элекция, на которой московского кандидата могли поддержать влиятельные группировки и в Литве, и в Короне, была вполне реальной перспективой, и литовские политики учитывали это в своих планах. Более того, внимательный анализ их «речей» показывает, что литовские сенаторы не только серьезно думали об избрании царя, но и находили сложившееся положение подходящим для — возвращения к своим первоначальным планам сепаратного «вынесения» нужного кандидата и восстановления Великого княжества в его первоначальных границах. Так, сенаторы снова поставили перед русскими послами вопрос: если «Литва и Киев и Волынь и Подолье и Подляшье и Мазовша» отделятся от Польши, то «государь ваш нас возмет ли и на Литве у пас опричь Польши государем будет ли и за нас мочью своею станет ли».

По-видимому, ситуация, сложившаяся после элекции, когда царь мог добиться трона лишь в сотрудничестве с литовскими феодалами, а господствующий класс Короны окончательно раскололся на ряд враждебных группировок, представлялась литовским магнатам благоприятной для реализации своего проекта. Предлагая прислать русских представителей на съезд Великого княжества в Вильне, сенаторы советовали одновременно направить гонцов к Янушу Збаражскому и Константину Острожскому. Это наводит на мысль, что выбранный политическими руководителями Литвы курс был определенно согласован с украинскими магнатами, интересам которых он также соответствовал.

Таким образом, двойная элекция не привела к автоматическому снятию кандидатуры царя Федора на польский трон. Достаточно сильные группировки в обеих частях Речи Посполитой продолжали ее поддерживать. В этих условиях русскому правительству предстояло определить свою дальнейшую политическую линию. О принятом решении дают понятие инструкции Е. Ржевскому и 3. Свиязеву, которых во 2-й половине октября 1587 г. было решено снова направить в Речь Посполитую[708]. Хотя посланники получили предписания согласовывать свои действия с главными руководителями Великого княжества, прежде всего с виленским воеводой К. Радзивиллом[709], русское правительство далеко не во всем приняло план действий, предложенный литовскими магнатами. Правда, оно молчаливо отказалось от поддержки австрийского кандидата[710], посланники получили полномочия просить сенаторов и шляхту обеих частей Речи Посполитой поддержать кандидатуру царя на элекции и обещать значительные денежные суммы на защиту страны от «неприятелей»[711]. Однако одновременно посланники должны были заявить, что не может быть и речи ни о смене царем вероисповедания, ни о его коронации по «римскому закону», ни о приезде царя в Речь Посполитую в условиях, когда «вы ныне не одного государя себе обрали»[712]. Если польские и литовские феодалы хотят выбрать царя, они должны, соединившись между собой, направить в Москву «великих» послов «от обеих земель»[713]. На таком решении вопроса посланники должны были решительно настаивать, заявляя: если «государя нашего на те великие государства не оберете, и то на вашей воле, а государю нашему инако делати невозможно»[714]. Таким образом, русское правительство не только не желало идти на уступки по спорным вопросам[715], по и навязывало польско-литовским политикам такую процедуру ведения переговоров, которая ставила противную сторону в подчиненное положение и была поэтому отвергнута польско-литовской стороной еще перед наступлением элекции. По-видимому, русские политики полагали, что в условиях гражданской войны в стране, когда влиятельные силы в Речи Посполитой видят выход из политического кризиса в избрании царя, можно более решительно добиваться формального признания руководящей роли России в будущем объединении.

Вместе с тем русское правительство с большой осторожностью подходило к создавшейся ситуации. Так, миссия Е. Ржевского и 3. Свиязева носила предварительный характер, им не было дано полномочий для заключения каких-либо соглашений. Одновременно посланникам вменялось в обязанность выяснить у польско-литовских представителей, «на какове мере, у вас, у всей земли… о обиранье государском станет в договоре»[716]. Аналогичный подход обнаруживается и при рассмотрении в инструкциях вопроса о сепаратном «вынесении» царя на литовский трон. Посланники не должны были по собственной инициативе ставить этот вопрос, а в случае, если бы литовские представители сами стали говорить о сепаратной элекции, посланники должны были постараться выяснить у них, «каким обычаем вам быти под государя нашего рукою». Только после выяснения этой стороны дела царь был готов продолжить переговоры об отдельном соглашении с Великим княжеством[717]. Обсуждение русских предложений на элекции, по-видимому, вызвало у русских политиков опасения, что предложенные польско-литовскими феодалами условия унии могут оказаться для России неприемлемыми. Поэтому, вероятно, и было признано необходимым еще раз выяснить польско-литовские условия, прежде чем переходить к более решительным политическим акциям.