Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII вв. - [52]

.

В решении этих вопросов русское правительство следовало линии, намеченной в условиях, переданных Иваном IV К. Граевскому. Чтобы ослабить возможную оппозицию со стороны католической шляхты Короны, правительство Б. Годунова, как ранее Иван IV, готово было обещать, если вопрос о выборе Федора будет решен положительно, созвать после его вступления на трон «собор людей мудрых… как греческих, так и иных». На этом «соборе» в зависимости от итогов дискуссии царь примет ту веру, какую найдет лучшей[511]. Вместе с тем сама коронация Федора на польский трон должна была быть осуществлена митрополитом московским в Успенском соборе Кремля, куда католические епископы и светские сановники Речи Посполитой доставили бы королевскую корону из Кракова[512]. В случае возражений польско-литовской стороны послы могли пойти на уступки, но эти уступки носили второстепенный характер[513], поскольку и в измененном варианте коронация должна была быть проведена московским митрополитом на русской территории. Свою жесткую позицию в этом вопросе русские политики мотивировали тем, что для царя совершенно невозможно «оставя такое свое великое государство Российское царство и опустив свое царское достояние ехати в Коруну Польскую и в Великое княжество Литовское коруноватись» и разъясняли: «Коруноватися государю нашему коруною на великие государства к своему Московскому государству»[514]. По вопросу о титулатуре будущего монарха послам также предписывали настаивать, чтобы титул «государя, царя и великого князя Владимирского и Московского» предшествовал титулу польского короля и литовской: великого князя[515]. В подтверждение своей точки зрения они должны были подробно аргументировать и особую древность царского рода, и особое достоинство восходящего к византийской традиции царского титула, основываясь на материале «Сказания о великих князьях Владимирских»[516], текст которого был подвергнут новой обработке[517].

Приведенные выше высказывания не оставляют сомнений, что в обмен за отказ от пользования польско-литовским «скарбом», земельные раздачи шляхте и будущие усилия по укреплению международного положения Речи Посполитой русское правительство стремилось добиться не только перехода в его руки фактического руководства внешней политикой восточноевропейской федерации, но и четкого формального признания первенствующего места Российского государства в политической структуре Восточной Европы (что, в частности, находило свое отражение и в процедуре коронации, и в титулатуре монарха).

Сопоставление данного проекта с предшествующими планами Ивана IV показывает, что к 1587 г. сложившаяся в 70-х годах внешнеполитическая концепция подверглась всестороннему пересмотру для определения более реальных, более соответствующих существующим условиям политических целей, а также путей и средств их достижения. При этом были отвергнуты характерные для политики Ивана IV прямолинейные методы и развиты дальше те элементы более долговременной стратегии и маневрирования, которые наметились в его программе в период «второго» бескоролевья. Следует отметить, что этот пересмотр коснулся именно концепции унии. При решении других политических проблем Б. Годунов и А. Щелкалов действовали таким же образом, как и Иван IV в начале 70-х годов. Это и понятно, так как Изменился характер отношений между Россией и Речью Посполитой, широко возрос объем знаний русских политиков о внутренних противоречиях в Речи Посполитой и внешнеполитических установках польско-литовских феодалов, в то время как общая расстановка сил в Центральной и Юго-Восточной Европе с начала 70-х годов принципиально не изменилась.

Преемственность с внешнеполитической линией Ивана IV проявлялась также в том, что русское правительство было готово заключить «вечный мир» и союз с Речью Посполитой[518], даже если бы выбор царя Федора но каким-либо причинам оказался невозможным (лишь бы Речь Посполитая гарантировала, что выбранный король будет соблюдать заключенный договор[519]). Даже при заключении 9-летнего перемирия послы должны были добиваться, чтобы в тексте соглашения фиксировалось обязательство сторон действовать «против всех недругов заодин». «А будет так не напишут, — разъяснялось в наказе, — оно бы хоти именно так написати: стояти на крымского сопча заодин»[520]. Последние замечания ясно показывают, против кого прежде всего должен был быть направлен этот союз. Хотя в конце 70-х — начале 80-х годов XVI в. набеги татар на Россию не достигали прежней интенсивности, усиление влияния Османской империи на Северном Кавказе и захват турецкими войсками в конце 70-х — начале 80-х годов Азербайджана открывали перспективу возобновления турецкой экспансии в Поволжье в новой, еще более опасной для Русского государства ситуации, чем в начале 70-х годов. Неудивительно, что проблема ослабления позиций Турции и Крыма в Восточной Европе продолжала оставаться весьма актуальной и в русской внешней политике 80-х годов[521]. Не менее важным для выгодного России решения балтийского вопроса было добиться согласованных с Речью Посполитой действий в Прибалтике. Врученные послам инструкции, касающиеся содержания союзного договора, указывают несколько возможных вариантов раздела шведских владений в Прибалтике между Россией и Речью Посполитой