Русско-литовская знать XV–XVII вв. - [93]
Несмотря на религиозные ограничения, в XVI в. в Великом княжестве распространяется протестантизм (преимущественно кальвинизм). Польский исследователь Я. Тазбир справедливо выделяет в этом процессе два момента: протестантизм пришел из Польши, где благодаря толерантной политике королевской власти в городах обосновывались общины купцов и ремесленников различных вероучений, перебравшихся в Корону после религиозных войн в Европе. «В Польше в кальвинизме увидели прежде всего подтверждение превосходства шляхетского сословия над династией и подвластным ей административным аппаратом. Он давал светским феодалам, а не государю руководящее положение в соборе. Ничего удивительного в том, что эту веру признавала в основном богатая шляхта и магнаты, тем более что в Литве кальвинизм автоматически усиливал местные стремления этой среды»[759].
Развитие реформации в Великом княжестве шло преимущественно в частных владениях достаточно могущественных политически и экономически сторонников этого учения; несвижская ветвь Радзивиллов, примеру которой последовали другие семьи (Ходкевичи, Кмиты, Нарушевичи, Кишки и др.). Во владениях магнатов, чаще всего в городах, административных центрах, основывались кирхи, создавались школы, работали типографии[760].
Развитие реформационных учений в Великом княжестве имело и другой аспект: часто православная шляхта переходила в католичество через протестантство, оно становилось переходной ступенью для одного-двух поколений семьи.
Своеобразие распространения различных вероучений среди феодалов Литвы, на наш взгляд, имеет несколько аспектов. Несомненно, в его основе лежат причины политического характера, как для бывших католиков, так и православных. Для католиков переход в кальвинизм чаще всего был связан с политической ориентацией, позволяя создавать оппозицию королевской власти. Для православных – это ступенька, дававшая возможность в будущем подняться по служебной лестнице и упрочить положение семьи. Эти наблюдения подтверждаются тем фактом, что, кроме несвижских Радзивиллов (а Радзивиллы в Литве всегда были на особом положении), протестантизм держался в дворянских семьях в одном-двух поколениях. При этом сущест-вование религиозной общины во владениях магнатов и шляхты целиком за-висело от веры главы семьи: возвращение его в лоно католической церкви вело к ее распаду.
Распространению различных вероучений в шляхетской среде способствовали привилеи 20–30-х гг. XV в.: шляхтича нельзя было заключать под стражу без решения суда; без решения суда король не мог конфисковывать имения шляхты. Поэтому, на словах поддерживая католическую церковь и осуждая еретиков, королевская власть не могла на деле предпринять решительные шаги в условиях, когда феодалы внимательно следили за сохранением своих привилегий. Я. Тазбир красочно обрисовал картину гипотетического суда над шляхтичем-еретиком по вопросу о вере. Во-первых, суд состоял бы из шляхты-единомышленников, которая вряд ли стала в угоду королю осуждать свою родню и создавать прецедент для власти. Во-вторых, «слуги, выводящие шляхту из имений и ведущие ее в трибунал по обвинению в ереси – при виде этого из ножен были бы выхвачены сотни сабель самых верных шляхтичей-католиков»[761].
Но такая веротерпимость существовала в государстве лишь по отношению к шляхте, горожан судили по обвинению в ереси.
Взаимовлияние различных религиозных и культурных традиций на протяжении нескольких веков привело к тому, что в конце XV в. в Великом княжестве Литовском в самосознании феодалов сформировались своеобразные и оригинальные представления о происхождении класса феодалов и отношении феодала к власти. Здесь можно выделить несколько тенденций.
Литовские летописи, которые продолжали традиции древнерусского летописания, содержат родословную легенду о происхождении родоначальника великих князей и литовской знати. Составленная в конце XV в., она рассказывает, как родственник римского императора Нерона – Палемон вместе с представителями знатных родов решил переселиться из Рима. После морского путешествия они приехали в Литву, Палемон стал здесь править, а римские патриции, прибывшие с ним, стали родоначальниками знатных литовских родов[762]. Идея о происхождении родоначальника правящей династии от римского императора была в это время распространена в странах Восточной Европы. Аналогичные легенды в то же время появились в России и Молдавии. Известие о том, что вместе с Палемоном из Рима приехали родоначальники литовской знати, уравнивало генеалогически происхождение династии и можновладства.
Эта легенда не только переписывалась в XVI в. из летописи в летопись; она прижилась в самосознании литовского правящего класса. В середине XVI в. Михалон Литвин, путешественник и автор трактата «О нравах татар, литовцев и москвитян», также упоминает эту легенду, пишет о «древних римских обрядах» литовцев, их «полулатинском языке»[763]. В XVI в. уже существовали родословные легенды о происхождении из Италии предков магнатских родов (Радзивиллов, Гаштольдов, Пацев и др.).
Легенде о римском происхождении правителей Литвы противостояла другая, о рабском происхождении их первого князя Витеня. Она восходит к ранним хроникам Ордена и в какой-то мере заимствована русскими публицистами XV в.
