Русско-литовская знать XV–XVII вв. - [130]
Все упомянутые выше документы, кроме родословия Корсаковых и Нарбековых, где есть рисунки или описания гербов, носят официальный характер: они были поданы для утверждения в Палату родословных дел. Утвержденные вместе с росписями гербы также становились официально признанными в государственных органах. Очевидно, в русском обществе последней четверти XVII в. уже существовало четкое представление о необходимости утверждения или пожалования герба верховной властью. Появляется и потребность иметь родовой герб, очевидно, отсутствовавшая в более раннее время, о чем говорят документы Эверлаковых, Л. Гроса.
В тех случаях, когда рисунок герба, приложенный к росписи, не совпадает с указанным здесь же польским гербом (как у Грущецких) или описан условно («наподобие Гоздавы»), это может говорить, что понимая официальное происхождение дворянских гербов, составители родословных документов не решались давать точное изображение герба, на который семья не имела права.
Кроме самих изображений гербов последней четверти XVII в. заслуживает внимания и геральдическая терминология, которой пользуются авторы росписей. Часто она связана с соответствующими польскими терминами. Это «блекитное поле», «коруна», «клеймо» (вместо щит), другие. Причем такие термины перекликаются с полонизмами в текстах родословий (маетность, шляхта, крыжаки).
Составители русских гербов XVII в. ясно представляли их структуру. Центральная часть – щит (клеймо), который бывает разного цвета: червонный, желтый, светло-голубой, белый; щит может быть разделен на части (гербы Карбышевых и Потемкиных), эти части, как и разделяющая их черта («пределение волнистое»), также могут быть разного цвета. А в каждой части щита бывают разные эмблемы; иногда сами эмблемы сложные («гриф червонный виолы с коруною»). Над щитом также могут быть эмблемы: «коруна», «а из коруны три пера струсовых».
Эмблемы в щите не обязательно связаны с историей самой семьи, они могут свидетельствовать о воинской доблести предков: «ратоборец» Гросов, булавы Карбышевых и Корсаковых, их высокие моральные качества – лилии в гербе Карбышевых.
Все это позволяет говорить, что в России последней четверти XVII в. были достаточно глубокие знания, а также живой интерес к геральдике, символике гербов. Осмысление геральдики носило не абстрактно-научный характер, оно было вызвано потребностью определенной части дворянства иметь свои собственные гербы, как это принято в соседних странах. Но массовое герботворчество еще не появилось, возможно и потому, что в обществе существовало убеждение в официальном происхождении гербов, их пожаловании или утверждении верховной властью. А подобного органа в России не было.
Можно добавить, что герботворчество шло параллельно с интересом к переводной геральдической и генеалогической литературе, сопровождалось переводами древних и современных исторических произведений[1099]. Поэтому мы можем говорить, что уже в 80-е гг. XVII в. дворянство готовилось к назревавшим реформам русской жизни, но широко такие реформы развернутся лишь в XVIII в.
Гербы русских земель в польском гербовнике XVI в.[1100]
Среди иностранных гербовников, которыми в 80-е гг. XVII в. пользовались сотрудники Палаты родословных дел, собиравшие и проверявшие дворян ские росписи, упоминается труд польского геральдиста Бартоша (Бартоломея) Папроцкого «Огруд крулевский» (в русском переводе того времени «Вертоград королевский»)[1101]. Очевидно, в конце XVII в. эта работа была переведена на русский язык: сохранилась рукопись перевода книги Папроцкого начала XVIII в.[1102]
Бартош Папроцкий хорошо известен в науке как польский геральдист, автор книги «Гербы польского рыцарства», которая и сейчас является официальным справочником польских гербов XVI в.
Бартоломей (Бартош) Папроцкий, польский шляхтич герба Гогол, родился около 1543 г., умер в 1614 г.[1103] Он получил традиционное воспитание шляхтича XVI в.: сначала в отцовских владениях, затем при дворе владетельного родственника, с которым ходил в походы, где расширял свой кругозор, познавал жизнь «великих мира сего», учился основам политики и права. Покровителем Б. Папроцкого был видный политический деятель Петр Горайский с Горайя герба Корсак, которому позднее и был посвящен «Огруд крулевский»[1104].
В 1572 г. Папроцкий в составе посольства уехал в Турцию, а вскоре, в 1575 г. он издает свое первое генеалогическое произведение – «Паноша». За свою жизнь Папроцкий издал в стихах и прозе на польском, чешском языках и по-латыни сочинений по генеалогии больше, чем все его современники.
В сложные для Польши 70–80-е гг. XVI в. Папроцкий был активным сторонником короля Стефана Батория, стал королевским дворянином и геральдистом, писал сочинения о победах Батория. В 1584 г. он издает свой знаменитый гербовник – «Гербы польского рыцарства»[1105]. Однако вскоре после смерти короля он был вынужден уехать в Моравию, где жил в изгнании один из его покровителей К. Зборовский. Вскоре он увлекся алхимией и астрономией.
