Русский язык при Советах - [58]
стороны, фельдкомендатуре…, а с другой стороны, главному управлению государственных имений при самом рейхскомиссаре.
В то время, как большинство «оккупационных слав» явились чистыми варваризмами, механически пересаженными в русскую речь, изредка с приданием им русской морфологии, некоторые моменты оккупационной жизни породили или расширили полисемию существовавших уже ранее русских слов, как, например:
«немецкая овчарка» – стала обозначать женщину, находящуюся близких отношениях с немцами;
«душегубка» явилась названием передвижной газовой камеры:
…название этого невиданного транспортного средства, изобретенного в Германии для отправки в вечность – душегубка… (Леонов, Избранное, 609).
В свою очередь, на территории, уже освобожденной от немцев, стали возникать слова и выражения, чаще всего, связанные с восстановлением сильно разрушенных городов. Так, знаменитое, позже широко распространившееся по стране, «черкасовское
движение» (отсюда «черкасовец», «черкасовка») получило свое название по имени сталинградской работницы А. Черкасовой, организовавшей в 1944 году первую добровольческую строительную бригаду, преимущественно из женщин:
Это была самая первая черкасовская бригада в Севастополе… (Известия, 4 янв. 1945).
Появление этого слова отметил и Е. Долматовский в своих «Сталинградских стихах». (Москва, Сов. писатель, 1952 г., стр. 60):
Не слышал, не ведал народ
Доселе названья такого,
А нынче вошло в обиход
«Черкасовцы» новое слово.
Включите ero в словари,
Товарищи языковеды…
Сюда же следует отнести и термин «уличный комитет». Обычно такие комитеты состояли из домохозяек-активисток, взявших на себя ремонт разрушенных зданий и заботу о фронтовиках и их семьях.
Широко развернули свою работу на всей свободной от немцев территории «тимуровцы» пионеры и школьники, получившие свое название от популярной повести А. Гайдара «Тимур и ero команда», вышедшее еще до войны:
Юльку знает вся школа, она играет там роль: ее тимуровская команда самая передовая. Тимуровцы оказывали помощь семьям фронтовиков. (Панова, Bpeмeнa года, 72).
Вне сомнения, военные неологизмы, как отечественного, так и иностранного происхождения, недолговечны. Их возраст определяется, в основном, возрастом самой войны, они рождаются и умирают вместе с последней. Особенно это касается вapвaризмов, связанных с моментами оккупации, это «проходящие тени» в языке, не больше.
Но кое-что, нашедшее себе применение в послевоенный период или оказавшееся достаточно ярким и типичным для самои войны, задержалось в языке ее участников, а через них проникло и в общий язык. Недаром один из гepoeв повести Бабаевского «Кавалер Золотой Звезды» замечает:
Войны нет, а слова не забываются, нет, нет, да и вспомнишь! Сколько новых слов мы выучили на войне! (Стр. 281).
Действительно, война создала множество новых слов, но фразеология ее довольно бедна. Однако, некоторые существовавшие ранее сочетания завоевали себе более широкую популярность, оставаясь в живом языке и после войны, и утверждая себя в литературе:
…громыхал на стрелках угольный эшелон. Ему дали «зеленую улицу» – право обгонять скорые и пассажирские поезда, eгo не задерживали на станциях. (Литературная газета, 10 ноября 1948).
«Зеленую улицу» – грузам социалистического земледелия. (Гудок, 15 июля 1949).
Это выражение, очевидно, возникшее благодаря зеленым oгням семафоров, указывающих, что путь свободен, было. введено в литературу А. Первенцевым, в eгo повести «Испытание» (1942). В дальнейшем, становясь всё более популярным, оно послужило названием повести Ан. Сурова, получившего за нее сталинскую премию, и даже проникло в поэзию:
…Кoгда стволы зениток ввысь
Подняв над «улицей зеленой»
Безостановочно неслись
Туда, на запад, эшелоны.
(А. Твардовский, За далью – даль).
Утверждение этого словосочетания в литературе засвидетельствовано употреблением eгo в полностыо метафоризованной форме:
Он замечает и нарушителей порядка и закона, чьим похождениям скажет «стоп!», чьим поступкам не сделает «зеленой улицы» [49]… (Г. Рыклин, В защиту милиционера; Известия, 7 июля 1954).
Не меньшей образностью отличаются и другие, порожденные уже войной, выражения:
На автомобилях продефилировали десантники – «небесной пехотой» прозвал их народ. (Литературная газета, 10 ноября 1948).
Штурмовики, эти «летающие танки», как звали их в пехоте… (Полевой, Повесть о настоящем человеке, 14).
Если мы сделаем небольшой экскурс в область лексики Первой мировой войны, то сможем отметить аналогию в методах словотворчества, хотя сами созданные обеими войнами слова и отличаются друг от друга. Прекрасным свидетельством этого является чрезвычайно интересная по записям живого солдатского языка книга военного врача Л. Войтоловского «По следам войны», получившая высокую оценку М. Горького, рекомендовавшего ее всем «пламенным и искренним словолюбам».
Мы видим, что и фронтовая лексика 1914-15 гг. охотно включала «зоологические» названия:
…шестипудовые «кабаны» гигантскими молотами опускаются на мертвые камни (стр. 296).
…пошли наши козули (казаки) по картошку… (стр. 143).
…какой-то штабной «фазан», небрежно играя хлыстиком, промямлил (стр. 322).
Николай Афанасьевич Сотников (1900–1978) прожил большую и творчески насыщенную жизнь. Издательский редактор, газетный журналист, редактор и киносценарист киностудии «Леннаучфильм», ответственный секретарь Совета по драматургии Союза писателей России – все эти должности обогатили творческий опыт писателя, расширили диапазон его творческих интересов. В жизни ему посчастливилось знать выдающихся деятелей литературы, искусства и науки, поведать о них современным читателям и зрителям.Данный мемориальный сборник представляет из себя как бы книги в одной книге: это документальные повествования о знаменитом французском шансонье Пьере Дегейтере, о династии дрессировщиков Дуровых, о выдающемся учёном Н.
Животворящей святыней назвал А.С. Пушкин два чувства, столь близкие русскому человеку – «любовь к родному пепелищу, любовь к отеческим гробам». Отсутствие этих чувств, пренебрежение ими лишает человека самостояния и самосознания. И чтобы не делал он в этом бренном мире, какие бы усилия не прилагал к достижению поставленных целей – без этой любви к истокам своим, все превращается в сизифов труд, является суетой сует, становится, как ни страшно, алтарем без божества.Очерками из современной жизни страны, людей, рассказами о былом – эти мысли пытается своеобразно донести до читателей автор данной книги.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Уильям Берроуз — каким он был и каким себя видел. Король и классик англоязычной альтернативной прозы — о себе, своем творчестве и своей жизни. Что вдохновляло его? Секс, политика, вечная «тень смерти», нависшая над каждым из нас? Или… что-то еще? Какие «мифы о Берроузе» правдивы, какие есть выдумка журналистов, а какие создатель сюрреалистической мифологии XX века сложил о себе сам? И… зачем? Перед вами — книга, в которой на эти и многие другие вопросы отвечает сам Уильям Берроуз — человек, который был способен рассказать о себе много большее, чем его кто-нибудь смел спросить.