Русский сбор - [4]

Шрифт
Интервал

Будешь есьм аз!
На скамейке девица
Незнакомая.
Ни мычит, ни телится…
Очи – полынья!
Мы махнём в Карелию
По весне.
А друзья не верили,
Что я с ней!
Я закину удище
В Озеро, в Залив…
Впрочем, – это в будущем
«Кооператив» —
вовин, валин, жорин —
смольному покорен,
бедами просмолен,
балтикой просолен
от ушей до пят.
Тихо похоронен —
олин, светин, сонин,
ленин
град.

Сказка сыну

Одна, ты одна, ты, копейка, одна —
А целый стакан выпивался до дна!
А вот не одна, вот уже целых три —
Сироп толстомясый под газом взбодри!
Копейка, послушай, что глубже? Что шире?..
Трамвай – это 3, троллейбус – 4!
Автобус, метро – это 5. Это пять!
Сезам открывался опять и опять…
А справа на Бронницкой – пивко не сироп —
В желудок уронится – 11 коп.
А дальше на Клинском, совсем за углом,
Пельменей с полмиски – за 30 с вершком.
На Красноармейской согласно молве
Игривый портвейнский – по 200 плюс 2.
Пешком через речку – Фонтанкой зовут —
3 рэ в чебуречной, увы, не спасут…
С пятёркой однако, синюшным Кремлём,
не жмёшься собакой – сидишь королём.
Кто вовсе не лирик, тот подлинно знал,
Как ленинский чирик нам путь озарял.
Там в мелкой монете увестист и груб
Напихано меди на стоимость в рубль.
За баню – копейки, в театры – гроши.
По стошке налей-ка – закон, не греши!
Недорого было, и жизнь без забот,
Там прошлого рыло казало перёд.
Там белые ночи, там чёрные дни —
Так славно, сыночек, что в прошлом они.

Хармс-Клодт

Жили в квартире 44
года совместной жизни своей
дядя Иван по прозвищу Пыря
С тетушкой Гелей еврейских кровей.
Нас было много соседских детишек —
Всех в коммуналке не пересчитать.
Тетушка Геля просила потише:
Дяде Ивану надо поспать.
Дядя Иван обожал свою Гелю,
Так же как борщ он ее обожал —
Тот, что варила она раз в неделю
Мужу, соседям и прочим чижам.
Он был директор в какой-то там школе —
Вот бы, казалось, живи не тужи,
Да все твердил про душевные боли,
Нас называя просто Чижи.
Дескать, чижам нужно больше свободы
(нам коридор – еще больше куда ж?) —
Чиж это птица особой породы!
Пыря при этом в ажиотаж.
Он начинал распахивать двери.
Было в сортире забито окно —
Выломал фомкой. Да что за потеря,
Ежели меньше воняет говно.
Только однажды часов этак в десять
Он – весь в пальто – нас созвал в коридор:
Вы не чижи, вы обычные дети,
И не видали его с этих пор…
Тетушка Геля сидела с неделю
Прямо на кухне, как столб соляной.
Наши родители нам не велели
В прятки играть у нее за спиной.
День на седьмой Геля громко икнула,
встала спокойна, но басом чужим
жутким как в озеро нас окунула:
борщ будем делать – дос вейс их, чижи!
Тут же захлопали двери в квартире —
Свеклу несли, кто капусту, кто грош.
Заколотили окошко в сортире:
Что там говно, если варится борщ!
Было волшебно от дыма и чада,
Ели два дня, а на третий приказ:
В стоге домищ и ворот Ленинграда
Стае чижей, то есть, стало быть, нас,
Пырю найти. Книгу улиц листая,
Мы пролетали сломя, кувырком
Вдоль по Фонтанке, пока наша стая
Не закружила над страшным мостом:
Там пребывало движенье. Страданья
Не было. Лошадь храпела навек.
И на узде в напряженьи молчанья
вечно застывший висел человек.

Хлестаков-2

Я куплю квартиру на Тюшина 7.
Там, где видна надпись «Все виды работ».
И, пока мой город не исчез совсем,
Буду вкушать евонный испод.
Его пропащие проходные дворы
С глотками парадных, которых черней нет,
Потом зашлю губернатору дары
И приглашу на обед.
Мы побеседуем о проблемах бюджета,
О том, как труден ввод в строй,
Под Laphroaig побазарим и «про это» —
Дочь его, кстати, хороша собой.
И вот когда, просклоняв пендосов,
Которых, разумеется, разве что сечь и сечь,
Решив с десяток важнейших вопросов,
Я заведу свою неуместную речь:
Дело в том, что город не Лего —
У него измерений не три отнюдь;
И – даже не плюсуя мое скромное эго —
Жители его четвертая суть.
Они ходят в гости друг к другу,
Кружево троп в алгоритм заложив,
Электрически как бы заряжают округу,
Чем, собственно, город и жив.
И вот, когда эти связки горла
Разрываются кольями оград и ворот,
Когда каждый видит в друг дружке вора,
Когда нет ничего важнее запора,
тогда это больше не город,
А губернатору имя – Урод.
Петербург – это не только Невский,
Это не только фасады, дворцы и Нева,
Это прежде всего паутина фрески
Троп, которыми картина жива.
Прямые линии – это пошлость.
Загадки города в его дворах.
И если интим остается лишь в прошлом,
То у организма дело швах.
Тогда остается мертвый монстр,
атлант, коему разве что матом крыть,
Ибо необходимо поддерживать остов,
Годный разве на то, чтобы деньги мыть.
Да еще чтоб туристы ходили по нитке,
Не догадываясь, что что-то не так…
Окоченевшие формы, свитки —
Современный культур-ГУЛАГ.
Когда ж надежды вовсе в дым превратятся,
Я продам квартиру на Тюшина 7
На пике цен какому-нибудь китайцу,
Чтоб закрыть страничку и еще с тем,
Чтобы потратить денег, надо сколько,
Для постройки где-то таких жилых структур —
Там будут проходные дворы только
И никаких памятников культур!

Сенатская пл

Грустно, могло бы быть грустно,
Могло бы быть пусто – могло бы, могло бы…
Устно – не письменно – устно
пора б изъясняться высоким да лобым.
надо, противно, но надо
мотивы поступков и действий, мотивы
стаду, доходчиво стаду,
доходчиво и терпеливо.
Ибо – не сразу, не завтра, не вскорости, ибо,