Русский реализм XIX века. Общество, знание, повествование - [167]
В первой главе «Поэтики сюжетов» Веселовский противопоставляет мотивы и сюжеты по простому признаку: мотивы возникают независимо друг от друга, как ответ на схожие исторические или бытовые условия, в то время как сюжеты – нетривиальные последовательности мотивов – заимствуются. Эта логика отчасти применима и к постепенной трансформации нововременных сюжетов: важность отдельных мотивов (страх перед глубоким прошлым в текстах второй половины XIX века, социальная изоляция героя в XX веке) обусловлена аналогичными историческими условиями, однако для объяснения схожести сюжетов необходимо предположить интертекстуальную зависимость (проанализированный материал достаточно ясно свидетельствует о том, что главный источник прослеженных выше сюжетных цепочек – произведения Тургенева).
На заинтересовавший нас сюжетный комплекс можно взглянуть и с точки зрения сохранения в нем глубинных, уходящих в первобытную архаику или Античность элементов, хотя в реалистических текстах эти элементы – узнавание, ошибка-промах героя, нарушение запрета, метаморфоза – не выводятся на первый план, а присутствуют подспудно, в том состоянии неполного забвения, которое готовит возрождение литературной формы в иных исторических условиях.
Оптика исторической поэтики позволяет увидеть в этом комплексе мотивов как элементы, характерные для эпохи реализма, так и преломление (либо предвосхищение) сентименталистских, романтических и модернистских репрезентаций времени и человеческого опыта. В этом отношении выводы, к которым подводит анализ этого историко-литературного материала, в целом подтверждая континуалистскую модель истории литературы, которую разрабатывал Веселовский, требуют от нас критической деконструкции таких привычных понятий, как «исторический контекст», «период» и «эпоха». Формальные ресурсы культуры получают новую жизнь в тот или иной период (опознаваемый именно в силу этой новизны как особый, то есть наполненный своим историческим содержанием) благодаря подспудной трансформации, частичной перестройке, в результате которой даже незначительное изменение оказывается чревато той неполнотой узнавания, которая необходима для того, чтобы преобразовать хронологическое время во время истории, выделить в нем «периоды» и «эпохи».
В отличие от фольклорных сюжетов, которыми прежде всего занимался Веселовский, сюжеты литературные стремятся подтвердить свою уникальность путем перестановки и исторического насыщения старых мотивов, а также рефлексируют о своем месте в истории и о природе исторического времени. В эпоху реализма укорененность в конкретной исторической действительности как будто ставится во главу угла, однако сама по себе историческая конкретность представляет собой лишь эффект сращенности, максимальной непрозрачности человеческого опыта. Текст, принимающий эту конкретность на веру, потерял бы литературность, стал бы «текстом для чтения» (в категориях Р. Барта). Поскольку реализм не просто свидетельствует о настоящем, а использует его как поле для борьбы с прошлым во имя будущего, он стремится явить действительность в его гетерогенности. Именно рефлексии о времени и служит мотив повторной роковой встречи, вокруг которого кристаллизуются как будто независимые сюжетные цепочки.
Эволюция реалистических сюжетов может быть прояснена только в свете меняющихся представлений об историческом времени. Построение историко-литературного нарратива требует в первую очередь выявления иерархии временных пластов, характерной для того или иного текста или жанра. Литература выдвигает разные формы синхронизации современного (то есть уже синхронизированного) и прошлого, своего (то есть более интенсивно пережитого) и чужого опыта. История литературы – это прежде всего история меняющихся практик и типов синхронизации. Различные реализации мотива повторной встречи позволяют проследить, как соотносятся в человеческом переживании эти разновременные пласты и что сулят (что обещают, чем опасны) суггестивные образы, вторгающиеся в действительность Нового времени.
Сведения об авторах
Маргарита Вайсман (Margarita Vaysman) – доцент и заведующая кафедрой русского языка и литературы университета Сент-Эндрюс (Великобритания), MPhil, DPhil (Oxon), канд. филол. наук (2011), директор научно-исследовательского центра Centre for Russian, Soviet, Central and Eastern European Studies (St Andrews, 2017–2019), академический руководитель магистерской программы Global Social and Political Thought, автор книги «Self-Consciousness and the Novel: Nineteenth-Century Russian Metafiction» (Oxford: Legenda, 2021). Основные исследовательские интересы – литература и идеология, история идей, профессиональное соавторство мужчин и женщин в XIX веке, литературные репутации и слава.
В издании впервые вводятся в научный оборот частные письма публичных женщин середины XIX в. известным русским критикам и публицистам Н.А. Добролюбову, Н.Г. Чернышевскому и другим. Основной массив сохранившихся в архивах Москвы, Петербурга и Тарту документов на русском, немецком и французском языках принадлежит перу возлюбленных Н.А. Добролюбова – петербургской публичной женщине Терезе Карловне Грюнвальд и парижанке Эмилии Телье. Также в книге представлены единичные письма других петербургских и парижских женщин, зарабатывавших на хлеб проституцией.
Институт литературы в России начал складываться в царствование Елизаветы Петровны (1741–1761). Его становление было тесно связано с практиками придворного патронажа – расцвет словесности считался важным признаком процветающего монархического государства. Развивая работы литературоведов, изучавших связи русской словесности XVIII века и государственности, К. Осповат ставит теоретический вопрос о взаимодействии между поэтикой и политикой, между литературной формой, писательской деятельностью и абсолютистской моделью общества.
В публицистических произведениях А.Курков размышляет о настоящем и будущем Украины.
В этой работе мы познакомим читателя с рядом поучительных приемов разведки в прошлом, особенно с современными приемами иностранных разведок и их троцкистско-бухаринской агентуры.Об автореЛеонид Михайлович Заковский (настоящее имя Генрих Эрнестович Штубис, латыш. Henriks Štubis, 1894 — 29 августа 1938) — деятель советских органов госбезопасности, комиссар государственной безопасности 1 ранга.В марте 1938 года был снят с поста начальника Московского управления НКВД и назначен начальником треста Камлесосплав.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Как в конце XX века мог рухнуть великий Советский Союз, до сих пор, спустя полтора десятка лет, не укладывается в головах ни ярых русофобов, ни патриотов. Но предчувствия, что стране грозит катастрофа, появились еще в 60–70-е годы. Уже тогда разгорались нешуточные баталии прежде всего в литературной среде – между многочисленными либералами, в основном евреями, и горсткой государственников. На гребне той борьбы были наши замечательные писатели, художники, ученые, артисты. Многих из них уже нет, но и сейчас в строю Михаил Лобанов, Юрий Бондарев, Михаил Алексеев, Василий Белов, Валентин Распутин, Сергей Семанов… В этом ряду поэт и публицист Станислав Куняев.
Статья посвящена положению словаков в Австро-Венгерской империи, и расстрелу в октябре 1907 года, жандармами, местных жителей в словацком селении Чернова близ Ружомберока…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.