Русский реализм XIX века. Общество, знание, повествование - [139]
Таким образом, теория любви Чернышевского только поверхностно отражает современные научные взгляды: ее основная функция в романе – нормативно-идеологическая, поскольку эта теория демонстрирует превосходство «новых людей» и в любовной сфере (и заодно предоставляет образец для подражания: «хороший секрет, славно им пользоваться и не мудрено», как замечает повествователь)[981]. Схема развития любовной страсти, предложенная в романе «Что делать?», особенно отличается от процесса, описанного Сеченовым – отличается прежде всего тем, что вторая (сексуально-романтическая) стадия сеченовской триады становится у Чернышевского финальной. Его теория любви не предусматривает развязки, а завершается кульминацией. В самой структуре романа «Что делать?» типичная концовка также отсутствует, несмотря на то что предпоследняя глава называется «Новые лица и развязка»: хотя эта глава разъясняет тайну Лопухова-Бьюмонта, сам роман остается принципиально незавершенным, и повествователь обещает недовольному читателю продолжить свой рассказ в другой раз. Открытая концовка романа, как и непреходящая страстная любовь, изображенная в нем, вполне соответствуют утопическому духу этого произведения, которое, несмотря на свой естественно-научный антураж, как мы могли убедиться, не вполне следует физиологическим теориям своего времени.
Как это ни парадоксально, не материалист Чернышевский, а Лев Толстой подходит ближе всего к литературной реализации сеченовской модели любви. Проблема «любви по привычке», равно как и проблема структуры любовного сюжета, как известно, занимала Толстого еще до выхода трактата Сеченова. В романе «Семейное счастье» (1859) само объяснение в любви главных героев облечено в металитературную форму. Сергей Михайлович, друг отца героини Маши, рассказывает ей историю «господина А», «старого и отжившего», влюбленного в молодую и неопытную «госпожу Б.». Осознавая разницу в возрасте и не желая расстраивать их дружбу, господин Б. уезжает. «Но это ужасно! – восклицает Маша и добавляет: – И разве нет другого конца» (5: 96). Сергей Михайлович предлагает ей два варианта окончания этой любовной истории, в каждом из которых любовь госпожи А. к господину Б. оказывается невозможной. Маша в свою очередь предлагает «третий конец», в котором обвиняет Б. в отсутствии любви и в черствости и тут же объявляет Сергею Михайловичу, что уже давно полюбила его. Первая часть романа заканчивается свадьбой героев.
Сам роман, однако, этим не завершается: Толстому важно решить проблему «семейного счастья», и он ставит своей задачей показать, как развиваются отношения героев после брака. Как отмечает Б. М. Эйхенбаум, «вся „любовная“ часть романа уложена в первые 4 главы – как интродукция, и венчание не заканчивает его, как развязка, а скорее наоборот – открывает, служа завязкой для дальнейшего»[982]. Литературная проблема любовного сюжета тесно связана у Толстого с самой концепцией любви и стадий ее развития. «„Любовь“ для Толстого (а тем более – „влюбленность“), – пишет Эйхенбаум, – это только какое-то временное и неустойчивое состояние, какая-то стадия, приводящая к семейной жизни, но далеко не разрешающая ее проблемы»[983]. Толстой проводит своих героев через разные этапы брака, от идиллического счастья в деревне до отчуждения в столице и на водах в Европе, где Маша едва избегает адюльтера и настаивает на возвращении в Россию. Однако физическое возвращение героев на место их первоначальной романтической любви не приводит к возрождению этого чувства. В финальной сцене романа Маша упрекает мужа в равнодушии и холодности, но Сергей объясняет ей, что его любовь приняла новую форму и что повторение прежних чувств невозможно, подчеркивая необратимость и стадиальность развития любви: «В каждой поре есть своя любовь» (5: 141). Роман заканчивается описанием новой фазы отношений между героями: «С этого дня кончился мой роман с мужем; старое чувство стало дорогим, невозвратимым воспоминанием, а новое чувство любви к детям и к отцу моих детей положило начало другой, но уже совершенно иначе счастливой жизни, которую я еще не прожила в настоящую минуту…» (5: 143).
Конец «романа» супругов одновременно завершает и роман «Семейное счастье», но проблему любовного сюжета (как и проблему семейного счастья) Толстой не решает, поскольку развязка романа является не концом, а новым началом – началом этапа, который остается за рамками повествования. Как заметила французская исследовательница творчества Толстого Мари Семон, в этом произведении изображены «рождение и смерть страсти, скорее ностальгия по семейному счастью, чем счастье как таковое»[984].
В своем исследовании творчества Толстого в этот период Эйхенбаум проницательно отмечает, что поиски Толстым альтернативной концепции любви не только имели глубоко личное значение, но и были вызваны духом времени, как в социально-политическом смысле («женский вопрос»), так и в литературно-философском (попытками найти альтернативу романтической концепции любви в эпоху реализма): «
