Русский реализм XIX века. Общество, знание, повествование - [131]
Еще в 1966 году Р. Г. Назиров справедливо предположил, что Достоевский знал о статье Сеченова в газете «Медицинский вестник» и вступил с ней в полемику в первой части «Записок из подполья», когда употреблял заимствованное у физиолога выражение «бесстрастное хотенье»[930]. Однако Назиров не развил этого проницательного наблюдения, как не воспользовалось им и англоязычное и немецкоязычное достоевсковедение, хотя в 1990–2000‐е годы вышли монографии Х. Мурав, Дж. Сканлана и С. Мертен, посвященные тому, как Достоевский реагировал на научные теории и дискурсы своего времени. Так, Х. Мурав упоминает о резонансной книге Сеченова, отдельное издание которой 1866 года имелось в библиотеке Достоевского, но лишь в общем контексте «разумного эгоизма» и позитивистских теорий 1860‐х годов[931]. Только Г. Кичигина в недавней книге об истории лабораторной физиологии в Российской империи в одной фразе отмечает, что Достоевский в «Записках из подполья» оспаривает открытия физиологии, отрицающие свободу человеческой воли[932].
История восприятия Достоевским исследований Сеченова – это тот случай, когда ответ на вопрос «читал ли автор текст другого автора?» является всего лишь отправным пунктом, позволяя сосредоточиться на проблемах поэтики и наррации. Благодаря отметке в записной книжке Достоевского «Память чувства (статья Сеченова)» (20: 170), мы знаем, что он прочел статью в октябрьских номерах «Медицинского вестника» в ноябре – декабре 1863 года, то есть за месяц до написания первой части «Записок из подполья» в январе – феврале 1864 года (5: 375)[933]. Записная книжка начала 1860‐х годов не сохранила никаких соображений Достоевского о личности или исследованиях Сеченова. Лишь позднее, в 1877 году, Достоевский в письме А. Ф. Герасимовой дал свою оценку известного ученого:
…у нас большинство наших специалистов – все люди глубоко необразованные. Не то в Европе, там встретите и Гумбольдта, и Клод-Бернара, и проч<их> людей с универсальной мыслью, с огромным образованием и знанием, не по одной своей специальности. У нас же люди даже с огромными талантами, Сеченов например, в сущности человек необразованный и вне своего предмета мало знающий. О противниках своих (философах) не имеет понятия, а потому научными выводами своими скорее вреден, чем приносит пользу (29>2: 144).
Достоевский был категоричен и пристрастен, когда упрекал Сеченова и его русских коллег в недостатке эрудиции. Реконструированная в XX веке интеллектуальная биография Сеченова показывает, что он не только проводил исследования в парижских, венских и берлинских лабораториях Клода Бернара, Карла Людвига и других светил европейской физиологии, но и был начитан в философской, психологической и естественно-научной литературе. Так, например, в письмах 1867–1868 годов из Европы к будущей жене М. Боковой он сообщает о своем чтении Фихте, Канта, Шеллинга, Гегеля, Гербарта, Гельмгольца[934].
Тем не менее Достоевский уже в 1863 году воспринимал Сеченова как идеологического противника, с теорией которого он не мог согласиться и на протяжении всего последующего творчества использовал фамилию Сеченов и фразу «рефлексы головного мозга» как символ ложного мировоззрения. Первым таким текстом и стали «Записки из подполья». Сопоставление повести со статьей Сеченова приводит сразу к нескольким выводам. Прежде всего, бросается в глаза очевидная полемика Достоевского с физиологом на идеологическом и дискурсивном уровнях – споре о свободе воли. Полемика предполагает, что текст «Записок» насыщен маркированными словами и выражениями, отсылающими к физиологическому дискурсу, как правило связанному с исследованиями Сеченова и других позитивистов. Во-вторых, открытая физиологом сложная рефлекторная дуга, построенная на ее основе модель психического процесса и повествование о ней в «Рефлексах головного мозга», как я постараюсь доказать, парадоксальным образом стали для Достоевского новой и весьма продуктивной моделью изображения психических процессов подпольного человека.
Идеология парадоксалиста и его атака на теории разумного эгоизма получили исчерпывающее описание в монографии Дж. Сканлана, убедительно показавшего, что герой оспаривает две разновидности разумного эгоизма – психологическую и нормативную[935]. Полемизируя с воображаемыми идеологическими противниками (позитивистами, эволюционистами, социалистами), подпольный человек апеллирует к главному козырю – «свободному хотению» человека, которое и делает его свободной индивидуальностью. По точному определению Р. Г. Назирова, «исповедь подпольного человека в первой части повести представляет собой парадокс о свободе воли и необходимости»[936]. Вслед за Р. Г. Назировым я утверждаю, что само слово «хотение» (конечно, известное по русской народной поговорке) могло быть заимствовано Достоевским из финала статьи Сеченова, где оно обобщается до уровня понятия и трактуется как самообман современного человека, убежденного в свободе своей воли и способного управлять своими «желаниями» и «хотениями»[937]
В издании впервые вводятся в научный оборот частные письма публичных женщин середины XIX в. известным русским критикам и публицистам Н.А. Добролюбову, Н.Г. Чернышевскому и другим. Основной массив сохранившихся в архивах Москвы, Петербурга и Тарту документов на русском, немецком и французском языках принадлежит перу возлюбленных Н.А. Добролюбова – петербургской публичной женщине Терезе Карловне Грюнвальд и парижанке Эмилии Телье. Также в книге представлены единичные письма других петербургских и парижских женщин, зарабатывавших на хлеб проституцией.
Институт литературы в России начал складываться в царствование Елизаветы Петровны (1741–1761). Его становление было тесно связано с практиками придворного патронажа – расцвет словесности считался важным признаком процветающего монархического государства. Развивая работы литературоведов, изучавших связи русской словесности XVIII века и государственности, К. Осповат ставит теоретический вопрос о взаимодействии между поэтикой и политикой, между литературной формой, писательской деятельностью и абсолютистской моделью общества.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге, написанной на документальной основе, рассказывается о судьбе российских подводных лодок, причина трагической гибели которых и до сегодняшних дней остается тайной.
В своей книге Алла Валько рассказывает о путешествиях по Украине и размышляет о событиях в ней в 2014–2015 годах. В первой части книги автор вспоминает о потрясающем пребывании в Закарпатье в 2010–2011 годы, во второй делится с читателями размышлениями по поводу присоединения Крыма и военных действий на Юго-Востоке, в третьей рассказывает о своём увлекательном путешествии по четырём областям, связанным с именами дорогих ей людей, в четвёртой пишет о деятельности Бориса Немцова в последние два года его жизни в связи с ситуацией в братской стране, в пятой на основе открытых публикаций подводит некоторые итоги прошедших четырёх лет.
В этом сочинении я хочу предложить то, что не расходится с верой в существование души и не претит атеистическим воззрениям, которые хоть и являются такой же верой в её отсутствие, но основаны на определённых научных знаниях, а не слепом убеждении. Моя концепция позволяет не просто верить, а изучать душу на научной основе, тем самым максимально приблизиться к изучению бога, независимо от того, теист вы или атеист, ибо если мы созданы по образу и подобию, то, значит, наша душа близка по своему строению к душе бога.
Пережив самопогром 1990-х, наша страна вступила в эпоху информационных войн, продолжающихся по сей день. Прозаик, публицист, драматург и общественный деятель Юрий Поляков – один из немногих, кто честно пишет и высказывается о нашем времени. Не случайно третий сборник, включающий его интервью с 2014 по 2020 гг., носит название «В зоне риска». Именно в зоне риска оказались ныне российское общество и сам институт государственности. Автор уверен: если власть не озаботится ликвидацией чудовищного социального перекоса, то кризис неизбежен.
Автор, около 40 лет проработавший собственным корреспондентом центральных газет — «Комсомольской правды», «Советской России», — в публицистических очерках раскрывает роль журналистов, прессы в перестройке общественного мнения и экономики.