Русский мат - [11]

Но слушай: изо всех певцов

Никто меня не славил;

Никто! Так мать же их в пизду,

Хвалы мне их не нужны,

Лишь от тебя услуги жду

— Пиши в часы досужны!

Возьми задорный мой гудок,

Играй им как попало!

Вот звонки струны, вот смычок,

Ума в тебе не мало.

9.

Не пой лишь так, как пел Бобров,

Ни Шелехова тоном.

Шихматов, Палицын, Хвостов

Прокляты Аполлоном.

И что за нужда подражать

Бессмысленным поэтам?

Последуй ты, ебена мать,

Моют благим советам,

И будешь из певцов певец,

Клянусь я в том елдою,

— Ни чорт, ни девка, ни чернец

Не вздремлют под тобою!

10.

— "Барков! доволен будешь мной!"

— Провозгласил детина,

И вмиг исчез призрак ночной,

И мягкая перина

Под милой жопой красоты

Не раз попом измялась,

И блядь во блеске наготы

Насилу с ним рассталась.

Но вот яснеет свет дневной,

И будто плешь Баркова,

Явилось солнце за горой

Средь неба голубого.

11.

И стал трудиться Ебаков:

Ебет и припевает

Гласит везде: "Велик Барков!"

Попа сам Феб венчает;

Пером владеет как елдой,

Певцов он всех славнее;

В трактирах, кабаках герой,

На бирже всех сильнее.

И стал ходить из края в край

С гудком, смычком, мудами.

И на Руси воззвал он рай

Бумагой и пиздами.

12.

И там, где вывеской елдак

Над низкой ветхой кровлей,

И там, где с блядью спит монах,

И в скопищах торговли,

Везде затейливый пиит

Поет свои куплеты.

И всякий день в уме твердит

Баркова все советы.

И бабы, и хуястый пол

Дрожа ему внимали,

И только перед ним Подол

Девчонки подымали.

13.

И стал расстрига-богатырь

Как в масле сыр кататься.

Однажды в женский монастырь

Как начало смеркаться,

Приходит тайно Ебаков

И звонкими струнами

Воспел победу елдаков

Над юными пиздами.

У стариц нежный секелек

Зардел и зашатался.

Как вдруг ворота на замок

И пленным поп остался.

14.

Вот в келью девы повели

Поэта Ебакова.

Кровать там мягкая в пыли

Является дубова.

И поп в постелю нагишом

Ложиться поневоле.

И вот игуменья с попом

В обширном ебли поле.

Отвисли титьки до пупа,

И щель идет вдоль брюха.

Тиран для бедного попа,

Проклятая старуха!

15.

Честную матерь откатал

Пришлец благочестивый

И в думе страждущей сказал

Он с робостью стыдливой

— "Какую плату восприму?"

"А вот, мой сын, какую:

Послушай, скоро твоему

Не будет силы хую!

Тогда ты будешь каплуном,

А мы прелюбодея

Закинем в нужник вечерком

Как жертву Асмодея".

16.

О ужас! бедный мой певец,

Что станется с тобою?

Уж близок дней твоих конец,

Уж ножик над елдою!

Напрасно еть усердно мнишь

Девицу престарелу,

Ты блядь усердьем не смягчишь,

Под хуем поседелу.

Кляни заебины отца

И матерну прореху.

Восплачьте, нежные сердца,

Здесь дело не до смеху!

17.

Проходит день, за ним другой,

Неделя протекает,

А поп в обители святой

Под стражей пребывает.

О вид, угодный небесам!

Игуменью честную

Ебет по целым он часам

В пизду ее кривую,

Ебет… но пламенный елдак

Слабеет боле, боле,

Он вянет, как весенний злак,

Скошенный в чистом поле.

18.

Увы, настал ужасный день.

Уж утро пробудилось,

И солнце в сумрачную тень

Лучами водрузилось,

Но хуй детинин не встает.

Несчастный устрашился,

Вотще муде свои трясет,

Напрасно лишь трудился;

Надулся хуй, растет, растет,

Вздымается лениво…

Он снова пал и не встает,

Смутился горделиво.

19.

Ах, вот скрипя шатнулась дверь,

Игуменья подходит,

Гласит: "Еще пизду измерь"

И взорами поводит,

И в руки хуй… но он лежит,

Лежит и не ярится,

Она щекочет, но он спит,

Дыбом не становится…

"Добро", игуменья рекла

И вмиг из глаз сокрылась.

Душа в детине замерла,

И кровь остановилась.

20.

Расстригу мучила печаль,

И сердце сильно билось,

Но время быстро мчится вдаль,

И темно становилось.

Уж ночь с ебливою луной

На небо наступала,

Уж блядь в постели пуховой

С монахом засыпала.

Купец уж лавку запирал,

Поэты лишь не спали

И, водкою налив бокал,

Баллады сочиняли.

21.

И в келье тишина была.

Вдруг стены покачнулись,

Упали святцы со стола,

Листы перевернулись,

И ветер хладный пробежал

Во тьме угрюмой ночи,

Баркова призрак вдруг предстал

Священнику пред очи.

В зеленном ветхом сюртуке

С спущенными штанами,

С хуиной толстою в руке,

С отвисшими мудами.

22.

— "Скажи, что дьявол повелел",

— "Надейся, не страшися",

— "Увы, что мне дано в удел?

Что делать мне?" — "Дрочися!"

И грешный стал муде трясти

Тряс, тряс, и вдруг проворно

Стал хуй все вверх и вверх расти,

Торчит елдак задорно.

И жарко плешь огнем горит,

Муде клубятся сжаты,

В могучих жилах кровь кипит,

И пышет хуй мохнатый.

23.

Вдруг начал щелкать ключ в замке,

Дверь громко отворилась,

И с острым ножиком в руке

Игуменья явилась.

Являют гнев черты лица,

Пылает взор собачий,

Но вдруг на грозного певца,

На хуй попа стоячий

Она взглянула, пала в прах,

Со страху обосралась,

Трепещет бедная в слезах

И с духом тут рассталась.

24.

— "Ты днесь свободен, Ебаков!"

— Сказала тень расстриге.

Мой друг, успел найти

Барков Развязку сей интриге.

— "Поди! Отверзты ворота,

Тебе не помешают,

И знай, что добрые дела

Святые награждают.

Усердно ты воспел меня,

И вот за то награда!"

— Сказал, исчез — и здесь, друзья,

Кончается баллада.

* * *

От всенощной вечер идя домой,

Антипьевна с Марфушкою бранились;

Антипьевна отменно горячилась.

" Постой, — кричит, — управлюсь я с тобой;

Ты думаешь, что я уж позабыла

Ту ночь, когда, забравшись в уголок,

Ты с крестником Ванюшкою шалила?

Постой, о всем узнает мужинек!"

— Тебе ль грозить! — Марфуша отвечает, —

Ванюша — что? Ведь он еще дитя,