Русский консерватизм и его критики. - [60]
Под влиянием подобных идей в России и в русских колониях за рубежом, особенно в Швейцарии, неожиданно появились доселе невиданные образчики человечества. Вот как современный журнал описывал женщин-«нигилисток»:
[Они] обычно очень некрасивы, чрезвычайно грубы, как будто у них нет никакой потребности улучшать грубые и неуклюжие манеры; они одеваются безо всякого вкуса и невозможно вульгарно, редко моют руки, никогда не чистят ногти, часто носят очки, всегда стригут волосы, а иногда и сбривают их… Они читают почти исключительно Фейербаха и Бюхнера, презирают искусство, обращаются на ты к некоторым молодым людям, прикуривают свои сигареты не от свечи, а от мужчин, с которыми курят, неразборчивы в выражениях, живут одни или в фаланстерах, говорят больше всего об эксплуатации рабочей силы, глупости замужества и семьи и об анатомии[8].
Нигилизм был достаточно пугающим, но вскоре стало еще хуже.
В 1866 году молодой человек по имени Дмитрий Каракозов пытался убить «Царя-Освободителя». Три года спустя 22-летний бывший студент Сергей Нечаев, руководитель тайной организации, называвшей себя «Народная расправа», приказал убить одного из ее членов за то, что тот поставил под сомнение его авторитарные методы, — это убийство вдохновило Достоевского написать роман «Бесы». В 1874 году сотни университетских студентов бросили учебу, чтобы «пойти в народ» с намерением подстрекать крестьян к восстанию против существующего порядка. Когда их миссия провалилась, меньшинство образовало «Народную волю», первую в мире организацию, избравшую политический террор в качестве способа разрушения благоговейного народного страха перед царем и уважения по отношению к монархии. В январе 1878 года молодая женщина из провинции, Вера Засулич, стреляла и ранила губернатора Петербурга, приказавшего выпороть розгами молодого узника, который не снял в его присутствии головной убор. Несмотря на очевидность ее преступления, она была оправдана судом присяжных, вероятно, из-за сочувствия к ее молодости и самопожертвованию. Это событие вызвало дискуссии о независимости судопроизводства и суда присяжных, введенных судебной реформой 1864 года[*]. Вскоре после этого «Народная воля» осуществила ряд террористических актов против правительственных чиновников, кульминацией которых стало убийство Александра II 1 марта 1881 года.
Эти события оказали травмирующее воздействие на большую часть российского общества, отчаянно пытавшуюся понять новый феномен, который, казалось, угрожал самому существованию России. Несмотря на то что революционерам в их уверенности, что только посредством насилия можно добиться уступок от царизма, сочувствовало значительное меньшинство, большинство выступило категорически против этого и поддержало самодержавие как единственный институт, способный остановить приближающуюся катастрофу. Иными словами, революционное движение достигло результата, полностью противоположного тому, к которому стремилось.
Хотя консерваторы различались по своему отношению к нигилизму, в их сочинениях прослеживается определенное сходство.
На философском уровне они обвиняли нигилизм в отрыве теории от жизни. Приняв идею романтиков о «разуме» (Vernunft) как лучшем средстве получения знания, чем «рассудок» (Verstand), они настаивали на том, что жизнь выше теории и потому никакая теория не сможет объяснить ее. Они отвергали все формы радикализма на том основании, что их приверженцы пытаются загнать реальность в абстрактные формулы. Эта точка зрения была доведена до крайности Аполлоном Григорьевым, отрицавшим способность любой теории постигать реальность. В результате консерваторы полностью отвергали позитивистское мировоззрение, носители которого придерживались мнения, что действительность может быть целиком понята с помощью научных методов, — мировоззрение, которое было позаимствовано Россией у Запада и разделялось большей частью ее молодежи.
На вопрос, почему нигилизм нашел такую благодатную почву в России, консерваторы отвечали, что вестернизация, начатая Петром Великим, отделила образованные слои от народа, или от «почвы», как его называли некоторые. Иван Аксаков обосновал этот аргумент следующим образом: «Вне народной почвы нет основы, вне народного нет ничего реального, жизненного, и всякая мысль благая, всякое учреждение, не связавшееся корнями с исторической почвой народной или не выросшее из нее органически, не дает плода и обращается в ветошь»[9]. Похожая точка зрения была выражена Михаилом Катковым в рецензии на роман «Отцы и дети»:
Человека в отдельности нет; человек везде есть часть какой-нибудь живой связи, какой-нибудь общественной организации… Человек, взятый отдельно от среды, есть не более как фикция или отвлеченность. Его нравственная и умственная организация или, говоря вообще, его понятия только тогда действительны в нем, когда он преднаходит их как организующие силы среды, в которой привелось ему жить и мыслить
