Русский консерватизм и его критики. - [62]
Однако вскоре Катков разочаровался в либерализме и начал свое движение вправо, которое закончится тем, что он отвергнет все, чему поклонялся раньше. В этом стремлении он получил поддержку могущественных покровителей, которые даже при относительно либеральном правлении Александра II отождествляли себя с делом национализма. До 1860-х годов царский режим поддерживал наднациональную имперскую идеологию, что выглядело вполне логичным с учетом того, что Россия была многонациональной империей. Когда Самарин выступил с критикой правительственной политики в балтийских губерниях из-за предоставления немецким баронам особых прав, он был арестован и за возбуждение национальной вражды получил личный выговор от Николая I (см. ниже). Но теперь ситуация изменилась. По словам Петра Струве, российское самодержавие стало «национальным»:
После 1861 г., когда абсолютизм посредством более или менее революционного решения крестьянского вопроса усилился социально… с 1863 г. он начал требовать от своего имени национальной крови и разрабатывать не только национальную идеологию, но и находить оправдание националистической Realpolitik… Польское восстание 1863 г. стало решающим поворотом. Абсолютизм неожиданно нашел решительную поддержку в националистическом общественном мнении во главе с Катковым и вступил в союз с ним[19].
Студенческие беспорядки осени 1861 года, приведшие к временному закрытию Петербургского университета, впервые заставили Каткова начать беспокоиться за Россию. Беспорядки, по сути, были по своей природе вовсе не политическими: их спровоцировали новые университетские уставы, которые запрещали студенческие объединения и требовали исключения студентов, не сдавших экзамены по итогам учебного года. Власти ответили на студенческий протест массовыми арестами и даже стрельбой боевыми патронами[20]. В этих беспорядках Катков обвинял таких радикальных писателей, как Александр Герцен и Николай Чернышевский, чьи публикации свободно распространялись в университетах. В рецензии на «Отцов и детей», ссылаясь на эти факты, он говорил о нигилизме как о «фанатическом культе», который, несмотря на свое кажущееся неприятие власти, на самом деле жаждал ее. И даже в этом случае Катков предостерегал правительство: необходимо не наказывать молодых радикалов, а всемерно способствовать «усилению всех положительных интересов общественной жизни», потому что, вовлекая молодежь в социальную деятельность, можно сделать нигилизм безопасным[21].
Настоящий перелом в политическом мировоззрении Каткова произошел из-за польского восстания 1863 года. Оно убедило его в том, что либеральные уступки и конституционные устремления угрожают национальной целостности России: в отличие от этнически однородной Англии Россия, будучи многонациональной империей, должна управляться автократически[22]. Теперь он все больше взывал к русскому патриотизму, интерпретируя конфликт между поляками и русскими как жизненно важную борьбу за национальное существование России, как результат заговора, направленного на то, чтобы заменить Россию Польшей в качестве наиболее влиятельной силы в Восточной Европе. На этом основании Катков призывал к безжалостному подавлению восстания. Вскоре он стал опасаться национальных меньшинств, якобы желавших «подорвать» Россию. Его взгляды, должно быть, имели широкую поддержку, потому что в ходе польского восстания «Московские ведомости» с 12 тысячами подписчиков были одной из наиболее влиятельных газет в стране (после чего популярность их стала стремительно сокращаться)[*].
Тем не менее переход Каткова к прямой реакции был постепенным. В конце 1860-х — начале 1870-х годов он продолжал восхвалять свободу и защищать независимость как судов, так и земств[23]. «Законная и бесспорная власть, — писал он в 1867 году, — сильная всею силой своего народа и единая с ним, не имеет повода бояться никакой свободы: напротив, свобода есть верная союзница и опора такой власти»[24]. Единственным классом, способным поддержать власть в управлении страной, на его взгляд, являлось поместное дворянство. Только эта группа в России была готова защищать общие интересы, только она исповедовала «разумный патриотизм»[25]. Однако он не хотел полагаться лишь на дворян-землевладельцев, поскольку призывал к развитию железных дорог и тяжелой промышленности: политическая независимость нации, как он утверждал, в значительной мере зиждется на количестве производимого чугуна
