Русский консерватизм и его критики. - [56]

.

Европейская история, в славянофильской интерпретации погрязшая в конфликтах и борьбе, привела в результате к изоляции людей друг от друга и заставила их развивать правовые институты и частную собственность для своей защиты. Ничего подобного не происходило в России, где люди были интегрированы в общество, делясь своими мнениями так же, как и товарами, и не чувствуя никакой необходимости ни в законе, ни в собственности[134].

Эта философия неизбежно вела к выводу, что самодержавие — режим, по определению не допускающий народ к участию в политике, — было единственной подходящей формой правления не только для России, но и для любого народа, который хотел бы пользоваться настоящей свободой. Логически из этой концепции вытекало, что самодержавное правительство не должно вмешиваться в жизнь своих подданных, а должно предоставлять им полную свободу в ее обустройстве. Константин Аксаков ясно определил эту позицию следующим образом: «Правительству — неограниченная свобода правления, исключительно ему принадлежащая, народу — полная свобода жизни и внешней, и внутренней, которую охраняет правительство»[135].

Это была новая теория, предвосхитившая идеи таких либеральных консерваторов, как Константин Кавелин и Борис Чичерин, которые — в следующем поколении — попытаются соединить идею самодержавия и идею гражданских прав.

Писатель и драматург Николай Гоголь занял место в интеллектуальной истории случайно, благодаря лишь одной книге — «Выбранные места из переписки с друзьями» (1847). Он вовсе не задумывал ее как политический трактат, но современники ошибочно интерпретировали ее именно так[136].

Гоголь получил известность как первый великий русский прозаик — автор пьесы «Ревизор» (1836) и романа «Мертвые души» (1842). Оба сочинения обличали то, что сам Гоголь описал бы непереводимым словом «пошлость», — пошлость российской провинциальной жизни, ее вульгарность и скуку. И пьеса, и роман в высшей степени занимательны, и большинство современников истолковало их как нравственную сатиру, а не как критику российской действительности. Даже сам царь Николай I, обычно крайне чувствительный к любой критике страны и режима, дал вполне определенное разрешение на постановку «Ревизора» и громко смеялся в ходе спектакля. Он поддержал Гоголя материально, чего бы, конечно, никогда не сделал, если бы подозревал какие-то подрывные намерения в его сочинениях. Гоголь и не предполагал, что, описывая пороки российской жизни, осуждает свою страну. Даже наоборот, он думал, что эти разоблачения помогут правительству искоренить недостатки[137]. В целом он считал себя аполитичным и, по существу, неподготовленным, чтобы судить о государстве или обществе[138].

Однако влиятельный литературный критик Виссарион Белинский, для которого главная функция литературы заключалась в том, чтобы служить инструментом социальной критики, интерпретировал и высоко оценивал сочинения Гоголя как ужасающие разоблачения российской отсталости и безнравственности. Применяя к литературе критерий «натурализма», он увидел в «Мертвых душах» рождение подлинной русской прозы, начало ее «гоголевского периода», характеризовавшегося тем фактом, что «все сочинения Гоголя посвящены исключительно изображению мира русской жизни… во всей ее истинности»[139]. Поэтому публикация отличавшейся пиетистской направленностью книги «Выбранные места из переписки с друзьями» для Белинского и его читателей стала ужасным предательством. Однако из того, что мы сейчас знаем о Гоголе, религиозном консерваторе с юности, видно: интерпретация Белинского была глубоко ошибочной, что вполне может произойти, когда неверующий сталкивается с подлинной религиозной верой[*]. Критик выразил свое смятение в красноречивом письме к Гоголю, которое читали все «прогрессивные» русские того времени, а многие знали наизусть. «Проповедник кнута, апостол невежества, поборник обскурантизма и мракобесия, панегирист татарских нравов — что Вы делаете?» — вопрошал он растерянно[140]. Гершензон в 1910 году увидел в этой ссоре начало фатального раскола в русском обществе: «Такого резкого деления на два лагеря, такой глубокой принципиальной розни между ними и такой острой вражды, такой злобы, ненависти, презрения, отнимающих разум, нет ни в одном из западноевропейских обществ»[141].

«Выбранные места из переписки с друзьями» были сочинением не столько о России, сколько о христианском поведении, акцент делался на православных принципах послушания и покорного приятия своего положения в жизни. Книга была написана в то время, когда Гоголь, измученный депрессией, думал, что находится на пороге смерти. Книга открывается его последним пожеланием и завещанием, а затем автор переходит к рассмотрению многих тем, ничего общего не имеющих с политикой: роли женщин, русского перевода «Одиссеи», болезни, поэзии, театра и т. д.[*]

Боявшийся неминуемой смерти, Гоголь принял христианские ценности во всей их полноте и советовал другим сделать то же самое, в том числе отказаться от всего имущества (сам он последовал собственному совету, поскольку умер фактически без гроша)