Русский Афон 1878–1914 гг. Очерки церковно-политической истории - [39]
Имяславцы на Афоне
Пока писались предложения, а в Лондоне шли затянувшиеся переговоры, среди русских монахов вспыхнула печально известная смута по поводу имени Божия. Имяславские споры не имели прямого отношения к политической ситуации на Балканах, но совпали со временем наибольшего накала националистических страстей и способствовали усилению враждебного отношения к русским монахам. Истории имяславия посвящено большое количество исследований, которые рассматривают его как с богословской, духовной, так и с исторической точки зрения[288]. Представим здесь вкратце лишь ту сторону этого конфликта, которая имеет отношение к нашей теме. С самого начала смуты афонские имяславцы подверглись резкой критике со стороны российского Св. Синода, российского государства в лице дипломатических представителей и Константинопольского патриархата. 12 сентября 1912 г. патриарх Иоаким III отправил на Афон послание, в котором осуждает теорию о божественности имени Иисус и запрещает чтение книги «На горах Кавказа»[289]. В ответ на это последовало опровержение со стороны главы имяславцев иеросхимонаха Антония (Булатовича). В январе 1913 г. Андреевский скит перешел в руки имяславцев; прибывший 20 января на Афон русский дипломат В. С. Щербина не смог добиться восстановления изгнанного настоятеля Иеронима. Весной 1913 г. имяславцы имели полный количественный перевес над своими противниками в трех русских обителях Св. Горы — Пантелеймоновом монастыре, Андреевском и Фиваидском скитах. На нескольких заседаниях афонского кинота имяславцы подверглись осуждению на основании письма патриарха Иоакима и мнения архиепископа Волынского Антония (Храповицкого). В январе 1913 г. к числу противников имяслав цев присоединяется епископ Никон (Рождественский). В феврале начинается блокада Андреевского скита, монахам которого в течение пяти месяцев не доставляли почту, продовольствие и денежные переводы. В марте на Афон прибыл один из экспертов по церковным делам константинопольского посольства, П. Б. Мансуров. В его отчете, данном министру иностранных дел С. Д. Сазонову и обер-прокурору Св. Синода В. К. Саблеру, говорилось о широком распространении имяславия на Афоне и опасности решать вопрос применением силы, потому что «религиозное движение по вопросу об имени Божием связано с воззрениями Иоанна Кронштадтского»[290].
Весной 1913 г. продолжаются интенсивные контакты между российским Св. Синодом и Константинопольским патриархатом по поводу нового учения. 30 марта было дано заключение совета греческих богословов, преподавателей Халкинской богословской школы, осуждающее имяславие[291]. 5 апреля 1913 г. патриарх Герман V отправил на Афон грамоту, в которой называет имяславие неосновательным учением, содержащим ересь. Патриархат, как и русское правительство, был заинтересован в скорейшем прекращении смуты. 9 апреля министр иностранных дел С. Д. Сазонов докладывал обер-прокурору Св. Синода о том, что «Вселенский патриарх уже высказывал мнение послать на Афон экзарха в архиерейском сане для принятия мер по водворению мира». Такая практика была обычной, но не очень эффективной мерой, принимаемой со стороны патриархата в случае каких-либо беспорядков на Афоне. Русское посольство старалось держать дело в своих руках и не позволять грекам полностью вести его. Сложность заключалась в том, что с канонической точки зрения российский Св. Синод и его представители не имели на Афоне никакой власти; поэтому об участии в экспедиции на Св. Гору русского духовного лица посольство могло только просить. Посол М. Н. Гирс настаивал на присоединении к экзарху чиновника посольства. Одновременно рассматривалась идея о «командировании духовного лица из России в сане архимандрита в качестве помощника экзарха, которое могло бы поехать на Афон одновременно с последним»[292]. Как отмечал П. Б. Мансуров, русский посол в Константинополе М. Н. Гирс, привыкший вести церковные дела, не вникая в их церковную суть, воспринимал конфликт на Афоне как нарушение порядка и подрыв престижа русской власти. Он потребовал от патриарха прекращения «бунта невежественных монахов», а Мансурову поручил действовать решительно, предоставив ему свой военный стационер[293].
Резкие действия имяславцев еще больше возбудили против них русское правительство, которое приняло решение действовать силой. Св. Синод позднее объяснял необходимость применения силовых методов с точки зрения русских государственных интересов следующим образом: «И вот возникла опасность, что все православные русские монахи будут изгнаны со Св. Горы имябожниками, а затем и сами имябожники, по распоряжению патриарха и кинота, будут изгнаны оттуда занимающей Св. Гору греческой военной силой. Само собой разумеется, что русская государственная власть ни изгнания православных еретиками, ни предоставления тысяч русских подданных и многомиллионного имущества русских монастырей воле другого государства допустить не могла, а после того, как патриарх всецело предоставил умиротворение русских обителей русской церковной власти, не могла допустить этого и власть церковная»
