Русские земли Великого княжества Литовского (до начала XVI в.) - [11]

 однако саму эволюцию форм социальной борьбы не прослеживает. Вполне справедливой представляется мысль о том, что на территории Украины и Белоруссии действующим оставалось право древнерусского времени.[114] Однако развитие хотя бы основных моментов права осталось за рамками работы.

В разделе, посвященном политическому строю, содержится много интересных и верных, с нашей точки зрения, мыслей. В целом же, отмечая несомненные достоинства работы А.Л. Хорошкевич, нельзя не обратить внимание и на отсутствие динамики в изображении социальных процессов.

Постепенно развиваясь, отечественная историография литовско-русской старины достигла своего апогея в первые десятилетия XX в. Ученые разрабатывали самые разные вопросы, появлялись различные концепции, возникали дискуссии, порой весьма острые. Другими словами, шло нормальное, естественное развитие исторической науки. Кто-то из дореволюционных исследователей так образно определил сложившуюся ситуацию: рядом с мощным историографическим древом по изучению Северо-Восточной Руси выросло живое, с ветвистой кроной древо изучения Западной Руси. В 30–70-х годах нашего столетия это древо засохло или, во всяком случае, достигло близкого к тому состояния. Изучались лишь отдельные проблемы, а те достижения, которые мы можем отметить, связаны с изучением материальной культуры.[115] Проблемы истории общины, сословий, государственности стали фактически «белым пятном».

Мы хотели бы лишь оживить то древо, о котором только что шла речь. В науке совершенно необходимы споры, дискуссии, диаметрально противоположные точки зрения, но страшная для науки формула умолчания должна быть разрушена.

Есть и еще один историографический аспект, который заставляет нас обратиться к изучению западнорусских земель. Это те достижения, которые в последние годы сделаны в области изучения Киевской Руси. Профессор И.Я. Фроянов разрушил многие предвзятые схемы, которые существовали в советской историографии, и нарисовал, как нам представляется, наиболее адекватную картину социально-экономического строя Киевской Руси.[116] Новый подход к истории Киевской Руси позволяет под новым углом зрения взглянуть и на историю западнорусских земель XIII — начала XVI в.

Раздел II Община

Очерк первый. Община и общинники Западной Руси XIII–XVI вв.

Начать эту главу уместно с некоторых соображений теоретического характера. Речь идет о трактовке общины в современной историографии. Община, как известно, «термин широкого диапазона, применяемый иногда синонимично с термином, "коммуна"».[117] Действительно, при использовании этого понятия есть опасность чрезмерно широкой трактовки, что может привести к утрате конкретно-исторического его содержания. И все-таки применительно к истории России понятие «община», с нашей точки зрения, трактуется слишком узко, бытование некоторых общинных организмов отрицается без всяких на то оснований. Речь идет прежде всего о городской общине. Сошлемся хотя бы на последнюю дискуссию, которая шла на страницах журнала «Вопросы истории». Один из ее участников выразился весьма категорично: «Не существует ни одного весомого доказательства бытования общинного строя в древнерусских городах».[118] Это высказывание отражает тенденцию отрицания общины, существующую в отечественной историографии.

Представители этого направления проходят мимо многих исследований, посвященных городской общине. В европейской исторической науке, в частности в германской, со времен Г.Л. Маурера общинная структура и управление принимаются за основу городского строя. Среди последователей Маурера эту точку зрения наиболее полно обосновывал Г. Белов.[119] Присоединились к этой точке зрения и К. Маркс с Ф. Энгельсом, интересовавшиеся древностью. К. Маркс отмечал общинное начало в быту древних городов, где «община существует в наличии самого города и должностных лиц, поставленных над ним».[120] По словам Ф. Энгельса, «сельский строй являлся исключительно марковым строем самостоятельной сельской марки и переходил в городской строй, как только село превращалось в город, т. е. укреплялось посредством рвов и стен. Из этого первоначального строя городской марки выросли все позднейшие городские устройства.[121] Современные исследования западноевропейского города подтвердили наблюдения исторической науки прошлого века. Ранний город в Западной Европе «конституируется на основе маркового права и марковых обычаев». Город вместе с «заповедной милей» представлял ту городскую марку, которая выделилась из более обширной сельской марки.[122] Городская община обнаружена и в Южной Европе, где она стадиально предшествовала городской коммуне.[123] Она существовала и в самых различных регионах Азии и Африки.[124]

Традиции изучения городской общины существуют и в советской историографии. Еще М.Н. Покровский писал о новгородском вече как о совещании пяти общин, союз которых составлял Новгород.[125] М.Н. Тихомиров одну из глав своего труда так и назвал: «Крестьянские и городские общины».[126] Я.Н. Щапов установил принципиальную однородность городских и сельских общин Древней Руси.