Русские в Берлине - [37]
Геббельс без обиняков признал, что более нет никакой надежды удержать фронт на Одере. «Теперь это битва за Берлин», – чуть ли не с гордостью заявил он.
Незадолго до появления русских близ штабов вермахта в Цоссене заместитель начальника штаба оперативного руководства Верховного главнокомандования вермахта генерал Винтер напомнил собравшимся офицерам о дне рождения Гитлера и, впервые в этом кругу, выразил мнение, что война может закончиться для Германии очень плохо. После чего все они немедленно упаковали вещи и сбежали. Только близость противника заставила генерала реалистично оценить обстановку и, в соответствии с этим, выразить свое мнение.
Согласно неполным отчетам, 20 апреля было подбито 226 советских танков. И на самом деле немецкие фаустпатроны, какими бы примитивными они ни были, преподнесли русским неприятный сюрприз.
В тот день Геббельс тоже произнес речь в честь дня рождения Гитлера. С этой целью он отправился на первый этаж особняка близ Бранденбургских ворот, где в пустой комнате установили кафедру и микрофон. Не успел Геббельс произнести и пары фраз, как рядом с домом разорвался снаряд. Геббельс прервал свою речь и, под звон бьющихся вокруг оконных стекол, прикрыл рукой микрофон, дабы берлинцам в их подвалах не был слышен грохот.
Во всем остальном в Берлине почти не было заметно признаков празднования дня рождения фюрера, хотя на разрушенных зданиях на Лютцовплац повесили большие свежие плакаты: «Спасибо фюреру за все. Д-р Геббельс». А в Моабите, рабочем районе, прямо рядом с тюрьмой, через всю улицу натянули транспарант, гласивший: «Мы все в одной упряжке. Вплоть до фюрера». Гражданам самим предоставлялось право истолковывать это зашифрованное послание как им заблагорассудится.
В Вандлице, где теперь наблюдалось изобилие армейских и партийных штаб-квартир, все выглядело спокойно. В нескольких километрах от передовых русских танков местный партийный босс праздновал день рождения Гитлера на вокзальной площади. Еще распевали национальные гимны («Германия превыше всего», «Песнь Хорста Весселя»), как на это собрание с неба обрушились советские истребители, которые накрыли площадь пулеметным огнем. Многие были убиты или ранены.
Когда граф Бернадот прибыл в Берлин, чтобы обсудить с Гиммлером условия тайной капитуляции, бригаденфюрер СС Шелленберг сообщил ему, что Гиммлера в Берлине нет. Бернадот попросил о встрече следующей ночью. В своем дневнике он записал, что Берлин превратился в «безмолвный город». «Баррикады достроены, люди бродят повсюду в ожидании того, что случится». Безмолвие длилось недолго – воздушная тревога загнала графа на несколько часов в бомбоубежище шведской дипломатической миссии.
Гитлер требовал, чтобы новый начальник штаба люфтваффе, генерал Коллер, отправил новейшие реактивные самолеты на уничтожение наступающих русских под Люббеном. Однако Коллер был вынужден сказать ему, что связи с Чехией, где базировались эти самолеты, нет, и поэтому он не может гарантировать требуемых вылетов. Гитлер настаивал: «Я должен иметь ваши личные гарантии, что мои приказы будут исполнены!» Этот разговор произошел на приеме в честь дня рождения. Тем временем русские угрожали перерезать последнюю дорогу на юг. Коллер посоветовал Кейтелю, Йодлю и Герингу поспешить, если они хотят выбраться отсюда. Геринг намек понял. Перед этим он пригнал из Каринхалле к канцелярии несколько груженых грузовиков. Теперь он решил исправить ошибку и убраться отсюда. Позднее его примеру отважились последовать два генерала.
Насчет того, решил ли Гитлер остаться в Берлине к моменту празднования своего дня рождения, отчеты сильно разнятся. Однако это вполне возможно. Совершенно точно, что его торопили выехать на юг Баварии и что ему потребовалось довольно много времени, чтобы принять решение.
Штабы вермахта готовились к эвакуации Цоссена. По непонятным причинам русские задержались близ Барута, давая, таким образом, немецкому Верховному командованию время, чтобы упаковать свои документы. Позднее тем же вечером Гитлер наконец объявил, что остается в Берлине. Он не оставлял надежды, что русских все еще можно остановить на подступах к городу, и, в соответствии с этим, приказал генералу СС Штайнеру атаковать близ Ораниенбурга наступающие с северо-востока передовые танковые части, представлявшие для столицы прямую угрозу. Штайнер мог рассчитывать на три сильно потрепанные и плохо оснащенные дивизии, которые, все вместе взятые, не достигали численности одной дивизии русских[60]. Миссия Штайнера поддерживала в фюрере бодрость духа последние несколько дней его жизни. Он поочередно цеплялся за три воображаемые соломинки: помощь Берлину с севера от генерала Штайнера; помощь от 12-й армии Венка с запада; помощь от 9-й армии генерала Буссе с юга.
Из дивизий Штайнера и из 12-й армии Венка ни одно соединение не добралось до города; из 9-й армии только 56-й танковый корпус вошел в Берлин по прямому указанию Гитлера.
На разрушенных стенах Берлина появилось объявление коменданта Берлина: «Всем военнослужащим, находящимся в Берлине и отставшим от своих частей, всем отпускникам, всем военнослужащим, проезжающим через Берлин, выздоравливающим и раненым приказано немедленно явиться в казармы на Фон-Зект-штрассе с запасом еды на 24 часа». Мартин Борман сделал в своем дневнике следующую запись: «Сегодня день рождения фюрера. К сожалению, обстановка совсем не праздничная. Передовая группа получила приказ вылететь в Зальцбург».
