Русские в Берлине - [130]

Именно по этой причине безоговорочная капитуляция предоставила немцам уникальный шанс. Поскольку союзники не представили никакого связного плана, образовался вакуум, который немцы вполне могли заполнить собственными идеями. Этот шанс у них оставался и во время Потсдамской конференции, и даже позже, поскольку в Потсдаме все прежние схемы расчленения Германии были отброшены в пользу создания единой общегерманской власти, как предпосылки совместных действий четырех оккупирующих держав.

Политические последствия разделения Германии в Потсдаме не обсуждались – во всяком случае, не больше, чем это делалось раньше. Конференция просто создала довольно общую структуру, а уточнение подробностей отложила на потом. Обычно принято говорить, что у немцев не было ни права, ни возможности как-то повлиять на окончательные результаты. Но на самом деле это немцы в значительно большей степени, чем союзники, дали толчок процессу, приведшему к непредвиденному расколу – с одной стороны, на Восточную Германию под руководством Социалистической единой партии Германии (коммунистов), которая, как таковая, была совершенно неприемлема для свободных немцев и западных держав, и, с другой стороны, на Западную Германию, управляемую из Бонна и совершенно неприемлемую для русских. Далее мы попытаемся описать, как новая Германия начала приобретать форму в таких обстоятельствах.

Через 20 дней после смерти Гитлера бывший начальник штаба нацистского управления политического образования Вюртемберг, доктор Штельрехт, вручил правительству Дёница меморандум под названием: «О провосточной и прозападной ориентациях».

«Нашей политике крайне редко удавалось обратить борьбу между Востоком и Западом себе на пользу. … И представляется маловероятным, чтобы новое правительство рейха, не обладающее никакой реальной властью, было бы способно проводить политику стравливания Востока с Западом сколь-нибудь продолжительное время и извлекать из этого какую-то выгоду. …Какая бы текущая тактика ни оказалась приемлемой на данный момент, в долгосрочной политике Германии придется заручиться поддержкой той или иной стороны. <…>

Более того, если нынешняя ситуация будет продолжаться, то появляется угроза не только долгосрочного территориального разделения рейха, но также и идеологического раскола немецкой нации на две части – одну с ориентацией на Восток и другую, ориентированную на Запад. Что означает разрушение германского единства, впервые в истории достигнутого с такими огромными усилиями».

Штельрехт продолжил утверждением, что такого раскола можно избежать, если местом расположения нового правительства станет Берлин.

«Немецкие симпатии предпочли бы единение с западом. Две англосаксонские державы считаются по своей сути принадлежащими к тевтонам и, следовательно, родственными германцам». Можно было бы даже поприветствовать слияние Германии с Британской империей. Но, к сожалению, если сами немцы были практически готовы к такому «тевтонскому» слиянию, то британцы вовсе нет.

«Отсюда единственно верным курсом для Германии должно стать поддержание баланса сил – политика, сослужившая Британии столь добрую службу. …Британская интервенция на стороне Польши показывает, что она заинтересована в сохранении status quo в Европе. Британия хочет обуздать Восток. …Однако на данный момент баланс сил поддерживают американцы. Если миру суждено быть разделенным на две политические сферы, разграничительная линия должна пройти через самое сердце Германии, примерно по руслу Эльбы. Но Британия не может рассчитывать на постоянное присутствие американских войск в Европе или на готовность Америки перебросить сюда свежие войска, если в том возникнет необходимость».

«Даже если американцы и готовы оказать такую услугу, – продолжал Штельрехт, – войска США могут не успеть вовремя». Таким образом, он предвосхитил аргументы Западной Германии, призванные затушевать все серьезные обсуждения плана Рапаки[131].

«Следовательно, Британия должна быть уверена, что баланс сил в Европе поддерживается изнутри. Чего можно достичь только с помощью европейских держав, включая Германию. Россия просто обязана при первой же возможности поглотить остальную часть Европы, и ее относительная мощь позволяет это сделать. Она уже добилась успехов в объединении славян, тогда как Британия, единственная держава, способная достичь тевтонского единства, даже идеологически не готова к осуществлению такого плана. Россия будет следовать своему курсу до самого конца. …На данный момент Россия – по сравнению с западными державами – проявляет дружеское отношение к немецкому народу, если не на деле, так в своей пропаганде. И нам пока не известно, примет ли она ту же линию поведения относительно немецкого правительства (то есть правительства Дёница). Тот факт, что Россия выбрала столь дружелюбное отношение к народу Германии, отражает ее незаурядную политическую прозорливость, ее более тонкий политический подход и ее великолепное понимание европейской психологии. <…>

Следует иметь в виду, что Россия осознает опасность союза Германии с Западом, к чему немецкий народ имеет большую предрасположенность. Поэтому она пытается добиться поддержки Германии против союзников. Нет даже уверенности в том, что русские совершат ошибку, истребив всех тех, кто вел немецкий народ по пути национал-социализма. Они, скорей всего, постараются переманить их на свою сторону. Обращенный [в новую веру] комиссар стоит намного дороже, чем мертвый. И Россия проследит за тем, чтобы национальные чувства не оказались оскорбленными. В частности, она постарается завоевать расположение немецкой интеллигенции, о чем свидетельствуют выдаваемые интеллектуалам особые рационы. Буханка хлеба на столе – серьезное искушение даже для тех, чьи мысли обычно обращены к более высоким материям. Россия будет продолжать пытаться склонить на свою сторону немецких солдат и офицеров. Сталин уже заявлял о том, что следует сохранить единство немецкого народа. Сталин мог бы даже высказаться в пользу борющейся за национальную независимость Германии. Почему бы и нет? …Россия уже сейчас старается представить себя гарантом порядка в Берлине. Она сделает все возможное, чтобы люди стали восприимчивы к советским идеям, и просто не может не преуспеть в использовании своих методов.