Русские трагики конца XIX — начала XX вв. - [49]
Вечера мелодекламации имели большой успех, собирали полные залы. И вот на что следует обратить внимание: обычно мелодекламаторы склоняются к сентиментальности, стремятся всеми способами выжать у зрителей слезы. О Самойлове критик писал, что он «единственный, кому удалось преодолеть ложь этого рода искусства […]. Победить фальшь мелодекламации г. Самойлову позволили исключительный лиризм его драматического дарования и огромная музыкальность»[283].
Читая стихи, Самойлов то почти пел, то выражал чувство вольным выкриком. И при этом он читал стихи просто, с благородной ясностью, не форсируя риторических мест. «Даже такой безмерно трудный и при неудачном исполнении воистину нетерпимый жанр, как мелодекламация, удается ему в совершенстве»[284].
До самой Октябрьской революции Самойлов продолжал гастролировать в провинции, появлялся время от времени со спектаклями в Петербурге и Москве. Он не мог жаловаться на отсутствие успеха, плохие сборы. И все же становилось все более очевидно — артист начал сдавать. Э. М. Бескин констатировал: «Самойлов отяжелел, стал грузноват. Голос некогда мелодический получил наклонность к легкой хрипотце. Костюм небрежен»[285]. Все чаще рецензенты упрекали Самойлова в отсутствии живого, искреннего чувства, в стремлении заменить его эффектами.
Да и то сказать: шли годы, свою роль играло вино, которым артист злоупотреблял, иногда играя спектакли в недостаточно трезвом состоянии. Сказывалось и отсутствие режиссуры, подлинного художественного руководства, контроля, спектакли игрались со случайными партнерами, делались наспех.
А антрепренеры в погоне за сборами приглашали Самойлова в свои театры, вовсе, казалось бы, ему чуждые, например, в театр миниатюр Я. Д. Южного. Критик справедливо писал: «И в Никольском театре есть свой стиль, но этот стиль, согласитесь, весьма мало соответствует высокой романтике Орленева и Самойлова». И тот и другой приглашались владельцами театров миниатюр для того, чтобы поднять там сборы.
Когда Самойлов приехал в Ростов-на-Дону, антрепренер Александров, не стесняясь, писал, что он платит артисту 250 рублей за выход. Знай, мол, наших! Для начала гастролей Самойлов избрал роль Незнамова. Когда он появился на сцене, оркестр заиграл туш. Артисты вытянулись и ждали, чем все это кончится.
После победы Октября Самойлов продолжал гастрольные выступления, несколько их сокращая из-за транспортных трудностей и бытовых неудобств. В это время он постоянно выступал в петроградских рабочих клубах.
В 1920 году артисты Петроградского государственного театра драмы[286] возбудили ходатайство — о возвращении Самойлова в труппу. Это встретило поддержку в руководящих кругах, и Самойлов в театр вернулся. В 1923 году здесь он отметил тридцатипятилетие своего служения сцене. В связи с юбилеем Самойлову присвоили почетное звание заслуженного артиста Государственных академических театров и наградили золотым нагрудным знаком. Кроме Уриэля Акосты на юбилейном спектакле была сыграна роль Шекспира в пьесе Тамайо-и-Бауса «Бедный Йорик». «Образ величайшего поэта мира предстал перед зрителем полным чарующего обаяния, ума и благородства. В исполнении Самойлова все было прекрасно: от изумительного грима до произнесенной завершительной фразы, объясняющей катастрофическую развязку пьесы»[287]. И это при том, что само произведение не отличалось художественными достоинствами.
Вернувшись в академический театр, Самойлов с увлечением приступил к работе над новыми ролями. Репетируя роль Грозного («Смерть Иоанна Грозного» А. К. Толстого), он посещал публичную библиотеку, собирал имеющиеся портреты царя, читал воспоминания о прежних исполнителях. Вместе с художником И. С. Зембулатом-Поповым набрасывал эскизы лица и фигуры Грозного. Новая роль принесла ему новый успех.
С первого же своего появления на сцене царь весь в напряжении. Смирение и раскаяние даются ему нелегко.
И «когда он одевает царское облачение и говорит без угрожающего тона:
зрителей охватывала непреодолимая жуть перед этим вконец замученным человеком и жестоким зверем»[288].
В третьем действии ирония Грозного сплеталась с язвительностью, и это достигало апогея при обращении к боярину Захарьину:
Отчетливо доходила до публики насмешка Грозного: «Так живем, умишком нашим».
В престольной палате Грозный обливал все большим презрением польского посла Гарабурду и стоящего за ним короля Батория. Когда Гарабурда бросал перчатку, он, выдержав большую паузу, шептал:
И в то же время Грозный становился привлекателен, светился человечностью, когда общался с Федором.
В эти годы Самойлов работает очень напряженно.
Желая сыграть клоуна Тота в пьесе Л. Н. Андреева «Тот, кто получает пощечины», Самойлов посещал цирк, бывал там не только на представлениях, но и на репетициях.
Пьеса Г. Гауптмана «Ткачи» «должна была пройти всего один раз», и роль, в ней у Самойлова была небольшой, но он был «озабочен тем, как производится ткацкая работа, какие движения делает ткач, как устроен ткацкий станок и был весьма удивлен, когда режиссировавший спектакль Евтихий Карпов не только не мог дать ему каких-либо указаний, но просто счел вопрос этот несущественным»
Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.
Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.
Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.
Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.
Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .
Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.