Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века - [48]
Между тем, нельзя не заметить, что количество университетских студентов в петровскую эпоху еще очень невелико. Оно уступает, например, числу молодых дворян, отправленных на учебу за границу в 1697 г., не говоря уже о полном количестве русских людей, получавших образование в Европе в царствование Петра I. Напрашивается вывод, что университет как учебное учреждение для воспитания юношества еще не оказался в должной мере воспринятым русским обществом, а слой его студентов был очень узок. Объяснить это можно, прежде всего, особенностями отношения к образованию в сознании самого царя: науку Петр понимал в ее чисто практическом, а не теоретическом смысле, — это значит, что гораздо важнее многих университетских предметов для него представлялось кораблевождение, архитектура, фортификация и т. п., учиться которым он посылал не в немецкие университеты, а в голландские или английские училища, и, таким образом, особой самостоятельной ценности для Петра университетское образование не представляло, а поэтому стимулировать его усвоение в русском обществе в полной мере он не мог. Лично поощряя «овладение науками», царь помогал воспитанию европейски образованных эрудитов из семей нескольких его приближенных, но, по-видимому, не видел в этом специальной пользы для «общего блага», потому что далеко не все возвращавшиеся из университетов юноши были потом востребованы на государственной службе, хотя некоторые, действительно, как мы видели, смогли достичь высоких постов. Если для получения других родов образования Петром были мобилизованы целые общественные слои, то в отношении университетов такой мобилизации не произошло, и всё ограничилось узким кругом столичного дворянства, а в этом можно видеть и показатель грядущих трудностей при создании в России собственного университета.
Однако, как это свойственно петровской эпохе, в приведенные рассуждения укладывается главное содержание образовательной политики царя, кроме одного исключения. Однажды Петр I все-таки содействовал привлечению к университетскому образованию большой группы молодых людей, причем, что важно, преимущественно выходцев из недворянских сословий, которые с готовностью откликнулись на призыв «ехать в чужие края за наукой». Такая высокая активность выходцев из социальных низов, желание приобщиться к науке, с одной стороны, и за счет этого приобщения повысить собственный общественный статус, с другой, будет неоднократно наблюдаться в истории студенческих поездок XVIII — начала XIX вв., ибо, как заметил еще H. М. Карамзин, ученое сословие в России вырастало, главным образом, из «призренной бедности»[198].
Поучительным примером является уже история первого студента из податного сословия, учившегося в Германии, — Василия Каневского, киевлянина, поступившего в студенты юридического факультета Кёнигсбергского университета 20 ноября 1710 г. По своему социальному состоянию он был дворовым человеком кабинет-секретаря А. В. Макарова, т. е. крепостным, отправленным с согласия барина учиться за границу. Макаров, образованный человек, организатор написания «Гистории Свейской войны», сам прошедший путь от сына простого подъячего до хранителя тайн переписки Петра I, очевидно, покровительствовал желанию своего крепостного учиться, но с другой стороны, не смог или не захотел позаботиться о необходимом для этого материальном обеспечении. Поэтому тот смог проучиться в университете лишь около полутора лет, а затем вынужденно покинул Кёнигсберг и обратился к российским властям в городе Эльбинг в Померании, где в это время стояли наши войска. Комендант Эльбинга Ф. Н. Балк запросил Макарова о дальнейшей судьбе Каневского, и из их переписки ясно, что на продолжение учебы у того совершенно не было денег — не только, чтобы оплатить уроки, но и просто на пропитание[199]. С помощью Балка был найден выход, и Каневского отправили доучиваться в Ригу, но сама ситуация — очутиться без денег в иностранном университете — оказалась весьма характерной для XVIII в. и проявилась и во время массовой отправки студентов в Кёнигсберг, о которой сейчас пойдет речь.
25 января 1716 г. Петр I издал указ о посылке в Кёнигсберг «молодых подьячих для научения немецкому языку, дабы удобнее в коллегиум были»[200]. Из текста указа следует, что речь шла (как и в начале XVIII в. при организации гимназии Глюка) о переводчиках, нужда в которых теперь диктовалась подготовкой новой административной реформы — созданием петровских коллегий. Для работы в них царь велел отобрать «человек сорок молодых робят», по двое из каждой губернии, «добрых и умных, которые б могли науку воспринять… и прислать в Санкт-Петербург в Канцелярию Сената, дав им в подмогу, и на проезд, и на прогоны»[201]. Сенатское дело о сборе этих подьячих в столицу показывает, что некоторые губернии смогли даже представить до четырех человек, некоторые же впрочем совсем уклонились, и тогда на вакантные места были набраны желающие из присутственных мест Петербурга: например, Иван Панов из Адмиралтейской канцелярии просил о присоединении его к отправляемым в Кёнигсберг, «ибо к той науке имел усердное желание», и был зачислен в счет Воронежской губернии. Средства для обучения молодых людей должны были предоставляться самими губерниями: по 250 ефимков на первый год на человека, и по 200 — на каждый следующий год, что «в науке будут». Всего из собранных весной 1716 г. в Петербурге тридцати трех подъячих пятеро служили в самой северной столице, девять человек приехали из Москвы, по четыре человека — из Киевской и Сибирской губернии, три — из Казанской, по два — из Азовской, Архангельской, Нижегородской губернии и из Смоленска. Отъезда за границу им пришлось дожидаться в течение всего лета, поскольку поступление денег из губерний затягивалось, и Сенат все никак не мог выделить нужной суммы; многие юноши, столкнувшись с петербургской дороговизной, едва сводили концы с концами.
