Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века - [47]
В университете Галле через десятилетия вновь проявлялись прежние учебные связи, возникшие еще в начале XVIII в. Так, в октябре 1717 г. сюда поступил Александр Головин, сын адмирала И. М. Головина, одного из петровских «стольников», изучавшего вместе с царем корабельное дело в Амстердаме, и родственник генерал-адмирала Ф. А. Головина, о расположении которого немецкие ученые так хлопотали в эпоху Великого посольства. Сохранилось даже письмо, написанное Александром Головиным к отцу из Галле спустя год после поступления в университет, — один из редчайших образцов переписки русских студентов начала XVIII в.[189] Головин отчитывался перед отцом о том, что «две части философии, логику, мораль, философиам экспериментале [190], гисториам универсалис[191], а из математики арифметику, геометрию, тригонометрию шверикам и плянам[192] и архитектуру цивилис фундаментам[193] окончал же. Сии вышепомянутые науки с помощию божию уже я окончал, и при сем доношу, которым наукам еще учусь: юсь натуре[194], европских республик знание, третью часть философии метафизику, а из математики фортификацию, и сии науки окончаю к празднику пасхи… А время свободного я, государь батюшка, зело себе мало имею, опричь ино одного воскресенья, а так все мое время проходит в науках». Дальше в письме Александр просит разрешить продолжать учебу во Франции, и приводит свои доводы против возражений отца, что во Франции сыну предстоит слишком вольная жизнь: «Мне ненадобе далее жить в Гале как до праздника пасхи, для того, что тогда мои науки все оканчаются, а ежели мне далее сего времени в Гале жити, то из того ничего более нельзя быть, что выученное опять начать учить. А что ты государь батюшка изволил слышать, что нигде такого множества молодых людей нету как во Франции, и ничего больше не обучаются как всякой шалости, этому не вина Франция, но вина наша молодая. Воля есть таких дураков не в одной Франции и у нас в Гале много, что ничему учиться не хотят, токмо что гуляют да великие сумы денег проживают, а мое желание есть во Францию ехать не для ради гуляния, но для ради лучшего обучения для того, государь батюшка, что нигде таких случаев лучше нет обучаться архитектуре цивилис и милитарис и астрономии, как во Франции» (на первый план, как видим, все же выступают конкретные военные и мореходные науки!). К письму Головин прилагает некий «презент», который писал «сам властными руками» (надо думать, род ученого сочинения или стихов), и надеясь на одобрение родителя, обещает во Франции обучиться еще лучше.
Еще один петровский сподвижник, вице-канцлер барон П. П. Шафиров, упоминавшийся выше в связи с тем, что его племянник одним из первых среди русских студентов побывал в Галле, в 1720 г. направил туда своего сына Якова, который был записан в матрикулы университета и, одновременно, в педагогическую гимназию, руководимую А. Г. Франке. Ученый особо отмечал своего титулованного ученика, делая регулярные замечания о ходе его учебы в своем дневнике. Я. П. Шафиров жил в Галле на квартире профессора философии Шперлетта на полном пансионе и, следовательно, посещал лекции философского факультета; впрочем, затем его отношения с профессором разладились и отец искал для него другого воспитателя. В 1722 г. Я. П. Шафиров перешел в Лейпцигский университет[195].
Наконец, еще два студента, связанные родственными узами с деятелями петровского царствования, появились в Галле в 1722 г.: это граф Ф. А. Апраксин, племянник адмирала Ф. М. Апраксина (с 1723 г. продолжавший учебу в Лейденском университете; в России он потом дослужился до чина генерал-поручика) и Афанасий Яновский, дворянин, учившийся на богословском факультете и приходившийся родным племянником архиепископу Новгородскому Феодосию, известному близостью своих взглядов к идеям немецкого Просвещения. О том, что богословских студентов, сознательно направляемых в Галле в русле политики реформ русской церкви, могло быть и больше, говорят сохранившиеся письма к Франке архиепископа Феофана Прокоповича, в которых последний рекомендовал заботам профессора нескольких юношей, имен которых мы, правда, не находим в университетских матрикулах[196].
Государственная польза
Познакомившись с именами замечательных петровских студентов, можно подвести первые итоги. Всего в царствование Петра I на учебу в немецкие университеты, по нашим подсчетам, выехали 54 человека. Из них 14 носили немецкие или голландские фамилии, являясь детьми иностранцев, состоявших на русской службе (эти иностранцы представляли не только Москву и Петербург, но также Вологду и Архангельск), а 40 происходили из русских семей.
Круг университетов, посещавшихся петровскими студентами, ограничивался всего четырьмя городами: Галле, Кёнигсбергом, Лейпцигом и Лейденом. Предпочтение, оказываемое в данный период университету Галле, было далеко не случайным: во многом обязанное активной деятельности А. Г. Франке по налаживанию контактов с Россией, оно в то же время объективно соответствовало приоритетам в развитии университетского образования в целом, где Галле был первым «модернизированным» немецким университетом, значение которого выходило далеко за пределы Германии. Опыт слушания лекций у таких выдающихся ученых эпохи Просвещения, как X. Томазиус, А. Г. Франке, К. Целлариус, X. Вольф, учениками которых смело можно назвать почти два десятка русских студентов, побывавших в Галле, уже сам по себе был важен для понимания того, как усваивалось в России представление об университетском образовании. С другой стороны, выбор Кёнигсбергского и Лейпцигского университета был скорее обусловлен географическими и политическими причинами: оба они лежали на перекрестках путей, ведущих из России в Европу, так что и в будущем многие студенты, направлявшиеся туда на учебу, делали первую остановку в Лейпциге или Кёнигсберге. Наконец, интерес к Лейденскому университету, который русские студенты начали посещать с 1708 г.
