Русские студенты в немецких университетах XVIII — первой половины XIX века - [113]

Учеба большинства юношей «русской колонии» в Гёттингене завершилась в 1810–1811 гг. Всего из ее участников вышло семь профессоров (Московского, Петербургского университетов и Царскосельского лицея) и, складывая их вместе с тремя будущими профессорами из первой командировки 1802–1805 гг. (Воиновым и Двигубским — для Московского и Кайсаровым — для Дерптского университета), получается, что Гёттинген в первом десятилетии XIX в. дал образование десяти отечественным профессорам, потребность в которых в ходе реформ народного просвещения, как уже отмечалось, была весьма велика. Кроме того, еще два будущих профессора из той же генерации выпускников Петербургского педагогического института (Александр Галич и Дмитрий Чижов) получили в те же годы образование в Гельмштедтском и Гейдельбергском университетах. Поэтому уже в данном десятилетии мы можем говорить о качественном изменении в характере обучения русских студентов за границей. Хотя отдельные поездки дворян с чисто воспитательными целями еще сохранялись, их количество уменьшалось по мере укрепления отечественной университетской системы, и во второй половине царствования Александра I они стали исключениями (как например, поступление в тот же Гёттингенский университет в 1824 г. А. А. Суворова, графа Рымникского, князя Италийского, внука полководца, с детства воспитывавшегося в Италии). Главную же роль начали играть студенческие поездки в рамках подготовки государством преподавательских кадров для российских университетов и других высших учебных заведений.

Но помимо этого, в 1800-е гг. Гёттингенский университет нес и особую культурную функцию по отношению к русскому обществу. С легкой руки Пушкина в отечественном культурном сознании утвердилось понятие о «гёттингенской душе». Если говорить о том, какое представление вкладывал в это понятие сам Пушкин, то надо заметить, что в его ближайшем окружении еще с лицейских лет присутствовало не меньше шести бывших гёттингенских студентов, участников тех поездок, о которых только что шла речь[479]. Помимо трех лицейских профессоров, из которых наибольшее влияние на Пушкина оказал А. П. Куницын, это были братья Александр и Николай Тургеневы и еще один их товарищ в Гёттингене, гусарский офицер П. П. Каверин. При сопоставлении фигур Каверина и Куницына, можно заметить как совсем разные, почти противоположные между собой характеры несли на себе следы особого воздействия немецкой ученой среды. Хотя у Каверина недюжинный ум, обширные интересы, сформированные разносторонним кругом чтения, совершенно затмились внешним поведением гуляки-гусара — созданием собственной «поэтической личности», которую и воспел Пушкин, но поэту было дорого в друге именно то, «что дружно можно жить // с Киферой, с портиком, и с книгой, и с бокалом; // что ум высокий можно скрыть // безумной шалости под легким покрывалом», как писал он в лицейском послании[480]. С другой стороны, Куницын, преподававший Пушкину естественное право и вложивший в него многие гражданские идеи эпохи Просвещения, был для юного поэта олицетворением свободного мыслителя, лучшим представителем того общественного типа, который передавала России немецкая наука.

Итак, период активного общения Московского и Гёттингенского университетов в начале XIX в., подошел к концу с наступлением Отечественной войны 1812 г. (накануне и в ходе которой поток русских студентов за границу вновь упал до нуля) и длился, таким образом, не более десятилетия. Надо сказать, что в последующие десятилетия это влияние Гёттингена больше не возобновилось, и русские студенты появлялись здесь чем дальше, тем реже (так, за все 1830-е гг. здесь побывало всего пять человек). Постепенно и в Москве исчезает поколение немецких профессоров: ббльшая их часть не перешла за рубеж 1812 г.: некоторые умирают, иные возвратились на родину. Прекраснодушной мечте «выучиться по-русски и написать историю Петра Великого», с которой многие отправлялись в Россию, так и не суждено было воплотиться.

Однако замечательным оставалось то, что обладатели «гёттингенской души» из поколения студентов 1800-х гг. продолжали жить в России и влиять на ее общественную жизнь. Они не только напитались в Гёттингене ученостью, но и сохранили ее своим дальнейшим призванием. Так, даже вступивший на военную службу А. И. Михайловский Данилевский, участник Отечественной войны, адъютант фельдмаршала М. И. Кутузова, а позднее флигель-адъютант Александра I и боевой генерал 1820 1830 х гг., в зените карьеры обратится к трудам по истории, первые уроки которой он получил в Гёттингене у знаменитого А. Геерена. И, конечно, велика была роль братьев Тургеневых, в особенности Николая одной из важ нейших фигур в формировании идеологии движения декабристов, и Александра — сперва крупного чиновника, а затем посредника в общении научной и культурной среды России и Европы[481].

Эпоха запретов немецких университетов

Уже накануне Отечественной войны в развитии народного просвещения в России начали ощущаться определенные негативные тенденции, предвещавшие изменение правительственного курса. Главной проблемой являлась слабое наполнение новой системы российских университетов студентами, годными для дальнейшей государственной службы. С одной стороны, к университетскому образованию мало тянулись представители дворянства, с другой, некоторые из них предпочитали обращение к непосредственному первоисточнику и ехали учиться в немецкие университеты (особенно это относилось к прибалтийским провинциями). В указе 14 января 1811 г. по Министерству народного просвещения поэтому специально оговаривалось, что «аттестаты иностранных училищ, академий и университетов в производстве в чины не заменяют аттестатов университетов Российских», что объективно должно было ослабить поток желающих учиться за границей, но не решало проблему нехватки собственных студентов