Русские - [82]

«Кирюхин, — вызвала она. — Постоянно разговаривает на уроках. Все время мешает остальным. Не может прекратить болтовню». Затем она заговорила об одной девочке. «О, она очень способная девочка, но не может посидеть спокойно, не может сидеть прямо. Без конца вертится». Еще один мальчик, по ее словам, не только плохо ведет себя в классе, но еще и домой приходит только в три или в половине четвертого, то есть через пару часов после того, как кончаются занятия во втором классе. Это означает, заявила она, с неодобрением, что родители не знают, чем он занимается, не следят за его поведением. Она перечислила по списку еще человек десять и в заключение сказала: «Я прошу родителей этих детей, пожалуйста, призовите их к порядку». Наконец, Ирина Георгиевна подошла к столу, вытащила оттуда пеструю коллекцию из шариков, резинок, деталей пластмассовых самолетов и танков, открытый перочинный нож с мощным десятисантиметровым лезвием, вроде ножа для разделки рыбы, и показала свои трофеи напуганным родителям. «Все это я отобрала у ваших детей на уроках», — негодовала она. Затем она подняла нож так, чтобы все могли его рассмотреть. «Что может второклассник делать таким ножом? Да еще в школе? Играть с ним на уроке?» — спросила она. Молчание. Родители покорно выслушивали нагоняй, не жаловались, не протестовали, не вступали в объяснения, молчаливо признавая свою вину и ее авторитет. От русских друзей я слышал, что такие собрания с критикой учеников — обычный ритуал, которого боятся и одновременно с нетерпением ждут как родители, так и дети, поскольку эти собрания служат источником бесконечных пересудов, сплетен, разносимых из семьи в семью, по поводу того, что и о ком сказала классная руководительница.

Этажом выше, в шестом классе, атмосфера была менее напряженной. Когда мы вошли, Наталья Ивановна, приятная блондинка с овальным лицом, уже кончила разбор учеников и перешла к объяснению того, какой новый материал изучают дети по геометрии и алгебре. Чувствовалось, что некоторым из слушавших ее родителей было не по силам разобраться в домашних заданиях своих детей. Учительница настойчиво предостерегала родителей от того, чтобы они делали уроки за детей, она просила их только просматривать готовые работы, однако это говорилось тоном дружеского совета, а не строгого приказа. Как только мы заняли свое место, она сообщила родителям, что в классе учится девочка из Америки и при всех стала рассказывать об успехах Лори. Она говорила совершенно беспристрастно: откровенно сказала, что вначале Лори очень стеснялась, а в последнее время (это было добавлено словно для равновесия) девочка стала лучше отвечать по алгебре. Отметки Лори, как и отметки всех остальных учеников, были, согласно практике советских школ, вывешены на специальной доске для всеобщего обозрения. Основным предметом спора на этом собрании было большое количество «двоек», выставленных учительницей рисования за работу, которая, по ее мнению, была выполнена неряшливо. Один папа заявил, что учительница слишком строга, что она снижает отметку, если ребенок рисует не на той бумаге, которую она требует, а эту бумагу, невозможно достать в магазинах. Наталья Ивановна сочувствовала этим жалобам, но отметки остались прежними.

На общешкольном родительском собрании выступал лектор из педагогического института. Он говорил, что родители больше внимания должны уделять тому, как дети смотрят телевизор. Это напоминало сцену из Скарсдейла: и совсем запретить телевизор плохо, и разрешить смотреть все подряд — тоже плохо. Лектор рекомендовал ограничить время, которое дети тратят на телевизор, и смотреть некоторые передачи вместе с ними, а затем обсуждать увиденное, чтобы превратить телевидение в средство воспитания и укрепления семейных связей. Когда он кончил, встал один папа и пожаловался, что программ для детей младше 14 лет очень мало, а те, что есть, показывают слишком рано, и поэтому работающие родители не могут следовать совету лектора. Другие родители одобрительно кивали головами. После небольшой дискуссии на эту тему директор школы Михаил Петрович Мартынов повернул собрание в русло действительно школьных проблем: дети не делают уроки, дисциплина хромает, родители должны помогать школе. Он не вдавался в подробности, но Лори и Дженни рассказывали нам, что русские мальчишки не хуже американских умеют перебрасываться шариками из жеваной бумаги и запускать бумажные самолетики за спиной учителя. Они засовывают в чернильницы концы длинных кос своих одноклассниц, а те в отместку колют их иголками. Курить запрещено категорически, но Лори рассказывала, что на переменах в туалете для мальчиков висит грибовидное облако дыма, и всем это известно.

Директор, лысеющий добродушный пожилой человек в очках со стальной оправой, приветливо улыбающийся, был не так строг, как учительница второго класса. Тем не менее из этого собрания мне стало ясно, насколько весь стиль взаимоотношений в советской школе отличается от того, что я привык ощущать, бывая на родительских собраниях в Америке. Там родители с гордостью рассматривают выставленные на стенде работы своих детей и с радостным волнением слушают, как их отпрысков расхваливают классные руководители. А если кто-нибудь и высказывает свои жалобы во всеуслышание, то обычно это родители, недовольные директором. Позднее я узнал, что некоторые русские родители, как это принято и в Америке, работают в родительских комитетах, помогая учителям налаживать дисциплину или принимая участие в программах помощи детям из малообеспеченных семей, например, в приобретении учебников. Кроме того, как показало короткое обсуждение проблем, связанных с телевизором, более образованные советские родители уже меньше, чем предыдущие поколения родителей, боятся оспаривать мнения методистов школьного воспитания или школьных руководителей и иногда подают голос на родительских собраниях. Русский приятель рассказал мне, как в одной московской школе мать решилась спросить, почему директор, он же учитель истории, сказал на уроке, что Христос — один из богов греческой мифологии. «За что вы на него нападаете? — примирительно пробормотала сидевшая рядом с ней