Русские - [220]

Трудно представить себе две индивидуальности более разные, чем Надежда Мандельштам и Георгий Костакис, грек по национальности, родившийся в России. Костакис собрал, по-видимому, лучшую в мире коллекцию великолепных картин первых русских авангардистов, искусство которых так жестко подавлялось в 20-е годы. Надежда Мандельштам бесстрашна и дерзка в отношениях с властями, а Костакис осторожен и расчетлив, всегда занимает оборонительную позицию; он — дипломат, ищущий расположения властей и стремящийся угодить им. Но так же, как она, Костакис и его коллекция — важный островок в ненанесенном ни на одну карту архипелаге «частной» культуры, потому что ему удалось собрать огромную коллекцию картин, относящихся к преданному забвению, но богатейшему русскому культурному наследию, и сохранить эту коллекцию, которая иначе погибла бы в условиях системы, глубоко враждебной этому искусству и естественно стремящейся уничтожить его.

По логике советской действительности даже сегодня Георгий Костакис и его частная коллекция произведений искусства не должны существовать. Но в этом-то и проявляется особенность советской системы, которая допускает в частном порядке то, что строжайше осуждается в общественной жизни, и благодаря которой оказывается возможным переступить порог просторной, семикомнатной, хорошо обставленной квартиры Костакиса и сразу попасть в абсолютно иной мир, находящийся по другую сторону границы тусклого пропагандистского мира советского искусства. Мы с Энн несколько раз побывали в этой квартире, и каждый раз, едва переступив порог, испытывали потрясение от ослепительного фейерверка современного искусства, тем более поразительного, что оно существует в стране, в общественной жизни которой так мало эстетической красоты и красок. Вся квартира буквально сверкает морем красок, брызжущих почти с 300 полотен Казимира Малевича, Василия Кандинского, Марка Шагала, Владимира Татлина, Любови Поповой, Ивана Юнона, Климента Ритко, Александра Родченко и многих других; картины висят в каждой комнате, на каждой стене, занимая почти каждый свободный квадратный сантиметр поверхности. Здесь целая стена отведена сказочным народным персонажам, выполненным в лирическом стиле гравюрам на дереве и голубым фантазиям Шагала. Там размещены девять произведений Кандинского, включая и хорошо известную психоделическую абстракцию «Красный квадрат». Напротив, большое, имеющее особое значение, полотно Малевича, созданное им в переломный период, когда он отходит от кубизма, создавая геометрический супрематизм и становясь основоположником нового направления в искусстве.

Очень немногие, как среди русских, так и среди иностранцев, знают об этой, стоящей миллионы долларов, коллекции произведений русского супрематизма, конструктивизма, кубизма и абстрактного модернизма, собранной 63-летним греком. Однако такие эксперты, как Фредерик Старр из Принстонского университета, сравнивают эту коллекцию по ее значимости со знаменитой выставкой Armory Show, организованной в Нью-Йорке в 1913 г. и впервые открывшей глаза американцам на новые направления в европейском искусстве. «Для иностранцев, когда они смотрят мою коллекцию, — сказал мне Костакис, — наиболее интересен тот факт, что некоторые произведения русских на 30, 40, 50 лет опережали аналогичные течения в западном мире. Кое-что из того, что было в России уже в 1917, 1918 и 1919 годах, в Америке появилось лишь в 50-х и 60-х.»

Поражались не только иностранцы. Бывал поражен и сам Костакис. Я помню один зимний полдень, когда Костакис, знакомя со своей коллекцией группу работников западных посольств, рассказал о радости открытия, которую он испытал при первом взгляде на бело-зеленую абстракцию Ольги Розановой, написанную в 1917 г. «Мое сердце бешено заколотилось, — сказал он. — Это было равносильно тому, как если бы я обнаружил космический корабль, построенный в 1917 г. и спрятанный у кого-то в сарае. Невероятно! Такие корабли начали строить всего 10–15 лет тому назад. Но на картине стояла дата. Она действительно была написана в 1917 г».

Супрематические композиции Юнона с их кругами, накладывающимися на геометрические формы, и прозрачными слоями красок, просвечивающими один сквозь другой, по мнению Костакиса, являются провозвестниками появившихся через 40 лет некоторых экспериментаторских работ американских художников. Над кроватью он повесил картину Родченко, работавшего в манере брызг и потеков, которая, по его мнению, была предшественницей первых подобных попыток Джексона Поллака. «Не думайте, что я ставлю русское искусство вот так высоко, а американское вот так низко, — сказал Костакис, подняв одну руку над головой и опустив другую до колена, — потому что сегодня наиболее значимое искусство, наиболее интересные произведения создаются в Америке. Но оказывается, как вы видите, некоторые вещи впервые были сделаны в России.»

Внешне Георгий Костакис совсем не похож на человека, коллекционирующего блестящие произведения современного искусства. Владеющему кистью интуиция подсказала бы изобразить Костакиса в приглушенных коричнево-оливковых тонах, подчеркнув мощь его плеч, темные волосы, потупленные глаза и тяжелые руки. Как личность он также представляет собой несколько необычное сочетание. Как я чувствовал, наряду со страстной любовью к яркому, нестандартному искусству и природным инстинктом коллекционера, в Костакисе жил и греческий коммерсант. Богатство, доставшееся ему в наследство от отца, владельца процветавшего табачного дела, способность быстро оценить коммерческую ценность произведений искусства, а кроме того, особый статус иностранца (с 1943 г. он работал в Канадском посольстве), предоставлявший ему защиту, которой русские не имеют, врожденная ловкость политика, изучившего господствующие направления политических ветров и выискавшего себе союзников из числа власть имущих, помогали ему успешно лавировать среди подводных рифов. Парадоксально, что страсть Костакиса к искусству родилась примерно тогда же, когда Кандинский и Шагал убежали на Запад после того, как в середине 20-х годов авангардистское искусство было разгромлено. В возрасте 13 лет он начал петь в хоре мальчиков в православной церкви на Пушкинской площади, где случалось пел и великий Шаляпин. «Иногда, когда было уже слишком поздно идти домой, я оставался спать в церкви на одежде священнослужителей, — рассказал он. — Одеяния священников, иконы, картины были очень красивы. Это привило мне вкус к искусству». Приблизительно в это же время в нем пробудился инстинкт коллекционера. У его зятя, члена аристократической греческой семьи Метаксас, была коллекция редких марок, которую после смерти он оставил своей жене. Никто из родных не имел ни малейшего представления о ее ценности, и коллекция была отдана юному Георгию, который сразу же побежал ее продавать, чтобы купить себе велосипед. Когда японец-турист около филателистического магазина отдал ему все деньги, которые были у него в бумажнике, молодой человек был поражен: того, что он получил, хватило бы на шесть велосипедов. В возрасте 22 лет Костакис начал серьезно коллекционировать предметы старины, старое русское серебро, картины старых французских и голландских мастеров. Это был довоенный период, когда аристократические семьи, лишенные своего состояния, распродавали предметы искусства, и Москва была наводнена сокровищами, которые можно было приобрести очень дешево.