Русские - [217]

Это был сырой, холодный день — 28 октября. Небольшое кладбище на холме, около переделкинской церкви, где похоронен Чуковский, близко от Пастернака и старых большевиков, представляло собой грязное мокрое месиво бурой глины, по которой мы пробирались, оскользаясь и держась за ограды, чтобы не скатиться вниз по склону. Кто-то шепнул мне: «Он умер именно в такой день». Лидия Чуковская стояла около могилы, прямая, высокая, седая, похожая на кальвинистских героинь Новой Англии. Один писатель сказал мне: «Когда в деревне наводнение, то обычно посреди потока стоит столб, по которому определяют высоту уровня воды. Так и Лидия Корнеевна. Всегда одинакова. Несгибаема. Бескомпромиссна». И за эту несгибаемую независимость — за опубликование на Западе своих произведений о сталинском периоде, за публичную защиту Андрея Сахарова во время ожесточенных нападок на него осенью 1973 г. и за предоставление убежища Солженицыну в течение последних месяцев его пребывания в Советском Союзе — она была исключена в 1974 г. из Союза писателей.

После пронизывающей сырости кладбища, охватившей нас, стоявших у могилы в почтительном молчании, тепло дома-музея Чуковского было особенно приятно.

Огромный стол с обильным угощением был накрыт на двадцать, а то и более персон. Люди непринужденно рассаживались на разномастных стульях, креслах и диванах со специально подложенными дополнительными подушками. Русские не обращали на это внимания — главное было общество и беседа. Лидия Чуковская, считавшая, что вечер памяти должен быть посвящен не только одному человеку, но, что еще важнее, духу и атмосфере культурной жизни эпохи, позаботилась об организации художественного чтения. Сначала было прочитано написанное Чуковским в 1910 г. эссе о различных писателях того периода, содержавшее занимательную и одновременно глубокую и взыскательную литературную критику. За ним последовало эссе, написанное в 1911 г. писателем Василием Розановым, где вначале очень живо рассказывается об обаянии Чуковского как лектора, а затем развертывается яростный спор автора с Чуковским по поводу его снобистского утверждения о том, что массовые средства информации, и особенно кино, оказывают пагубное влияние на Культуру с большой буквы. Розанов обвинил Чуковского в его оторванности от масс. Чтение этих двух эссе подействовало на сидящих за столом как катализатор: завязалась оживленная беседа о памятных моментах культурной жизни России периода Серебряного Века. Мне трудно было уловить все, о чем говорилось, но было очевидно, что на всех присутствующих возбуждающе подействовали и богатство языка, и отточенность стиля обоих писателей, и открытость их полемики шесть десятилетий тому назад. Увлекаясь все больше и больше, сидевшие за столом писатели один за другим начали вставлять собственные замечания, читать наизусть и разыгрывать сценки. Под неоднократные тосты большая часть угощения была поглощена.

Рина Зеленая, озорная актриса, немолодая женщина с хриплым низким голосом, очень подвижным лицом и живыми глазами (благодаря чему ее телевизионные выступления с подражанием детской речи и доставляют удовольствие всем), прочла шутливую пародию на советскую пропаганду. Актриса принесла с собой сборник собственных рассказов, один из которых сатирически высмеивал культ «героев труда» в советской прессе. Это был рассказ о маленьком мальчике, который однажды помог своей бабушке вымыть посуду. Когда об этом стало известно в пионерском лагере, его немедленно попросили выступить с докладом на тему «Как я помог бабушке вымыть посуду». Вскоре о «маленьком герое» написали в лагерной и школьной стенгазетах. Затем школу затопил поток писем от детей со всей страны, желающих знать, как надо мыть посуду и как лучше всего помочь бабушке. Это было прочитано как восхитительная смесь торопливо, по-детски проглатываемых слов, с шепелявостью и заиканием, с насмешливой серьезностью и с застенчивой неловкостью девятилетнего ребенка; при этом актриса восторженно вращала глазами, упершись рукой в бок и озорно отставив локоть. Гости, уже изрядно выпившие и закусившие к этому времени, так смеялись во время выступления Рины Зеленой, что некоторые никак не могли отдышаться. Однако история маленького героя на этом еще не кончилась. Мальчику предложили написать рекомендации «Как следует мыть посуду» для детей других школ, где эти рекомендации будут вывешены на доске объявлений и напечатаны в стенных газетах. Скоро вся жизнь юного героя свелась к писанию рекомендаций. И, наконец, когда однажды вечером бабушка еще раз попросила его помочь ей вымыть посуду, он оказался не в состоянии это сделать. Новоиспеченный теоретик был настолько занят писанием писем с разъяснениями, как надо мыть посуду и помогать бабушкам, что делать это самому у него уже не оставалось времени.

Из всех, кто посвятил себя делу сохранения русского культурного наследия, несомненно, чрезвычайно ярким человеком является Надежда Мандельштам, олицетворяющая собой живую летопись событий, официально преданных забвению. Ее муж, хрупкий Осип Мандельштам, быть может, величайший русский поэт нашего века, заплатил жизнью за стихотворение из 14 строк, высмеивающее Сталина — «кремлевского горца, душегуба и мужикоборца» с его толстыми, жирными, как черви, пальцами и тараканьими усищами. Мандельштам погиб в сталинских лагерях приблизительно в 1938 г. — точная дата его смерти зафиксирована не была. В 1973 г. вышел из печати сборник некоторых стихов поэта, в течение 13 лет задерживаемый цензурой. Почти весь тираж был продан за границу; страстным желанием собственных граждан приобрести произведения Мандельштама власти грубо пренебрегли. В сборник не вошли, разумеется, наиболее сильные произведения поэта, сочтенные советской цензурой либо слишком острыми, либо слишком трагичными. Только на Западе, благодаря упорным стараниям вдовы Мандельштама, приложившей невероятные усилия к тому, чтобы его наследие не пропало, были опубликованы эти стихи. В течение многих лет после смерти поэта она, как загнанный кролик, по выражению Иосифа Бродского, скиталась по стране, избегая ареста и сохраняя бесценное художественное наследие Мандельштама; она раздала рукописи на сохранение друзьям и выучила наизусть практически каждую строчку, превратив себя таким образом в живой архив.