Русские - [130]

Кажется, что все сказанное плохо вяжется с успехами советских космонавтов (осуществляющих совместные с американцами полеты) или со зловещими предостережениями западных генералов и адмиралов, запуганных новыми поколениями атомных подводных лодок или советских ракет с множественными боеголовками. Как удается Советам создавать видимость такого благополучия, если советская действительность так плоха? Объяснение этого парадоксального положения — двойственное. Объяснением служат, с одной стороны, особенности русской психики, навязчивая идея русских — преодолеть историческую отсталость России по сравнению с Западом. Это не только вопрос мощи, но и национального престижа. Подобно своим предшественникам-царям, советские лидеры одержимы жгучим чувством неполноценности и решимостью преодолеть вековую отсталость страны. Не кто иной, как Сталин выразил это стремление, когда в 1934 г. заявил: «Задержать темпы — значит отстать. А отсталых бьют. Но мы не хотим оказаться битыми. Нет, не хотим! История старой России состояла, между прочим, в том, что ее непрерывно били за отсталость. Били монгольские ханы. Били турецкие беки. Били шведские феодалы. Били польско-литовские паны. Били англо-французские капиталисты. Били японские бароны. Били все — за отсталость: за отсталость военную, за отсталость культурную, за отсталость государственную, за отсталость промышленную, за отсталость сельскохозяйственную. Били потому, что это было доходно и сходило безнаказанно».

Почти невозможно переоценить значение этого гложущего комплекса неполноценности как фактора, объясняющего сегодняшнюю советскую позицию в отношениях с Западом. Русские полны решимости больше не отставать, не быть на втором плане, но заставить американцев — своих главных соперников на современной мировой арене — относиться к себе, как к равным. По современным понятиям, величие государства определяется его мощью как атомной державы и его достижениями в космосе. Значит, русские пойдут на все жертвы, чтобы добиться равенства с Америкой или, по крайней мере, создать впечатление такого равенства именно в этих областях. Поэтому за период с 1958 по 1973 гг. Россия потратила 45 млрд. долларов, по западным оценкам, на космические полеты с человеком на борту, в то время как Америка за тот же период и на те же цели израсходовала 25 млрд. После высадки американцев на Луне осуществление совместного с американцами полета со стыковкой в космосе «Аполлона» и «Союза» имело для русских решающее значение; им важно было покончить с представлениями об отставании в космосе и создать впечатление равенства с Америкой.

С другой стороны, создавать видимость благополучия советской власти помогает неоднородный характер советского общества. На Западе развитие военной промышленности тесно связано с общим технологическим уровнем всей экономики. Не то в России. К делу, очень важному для государства, подход здесь особый, обеспечивающий этому делу все шансы на успех. Когда речь идет о руководителях партии и правительства или крупнейших ученых, балетных труппах, писателях, спортсменах — людях, действительно ценных для государства и для поддержания его престижа на Западе, — для них не жалеют никаких усилий и никакой роскоши, хотя рядовым гражданам приходится для этого потуже затягивать пояса. Один американский врач, отмечая эти контрасты советского общества, сказал мне как-то: «Русские способны послать человека в космос, но не могут добиться, чтобы у них постоянно не ломались лифты. Они в состоянии провести самые сложные исследования вирусов, но не могут достаточно хорошо лечить обычную болезнь.» По-моему, дело тут не только в способности, но и в выборе. Дрянные потребительские товары для всех никак не могут служить мерилом качества тех товаров, которые получает элита или Министерство Обороны.

Оборонная промышленность и программы освоения космоса не только являются объектами первостепенной государственной важности, на которые отпускаются самые крупные ассигнования, но и действуют по системе, совершенно отличной от того, что происходит в остальных отраслях экономики. Семюэль Пизар, американский юрист, писатель и консультант по торговым связям между Востоком и Западом, очень тонко заметил в беседе со мной, что военная промышленность — это «единственный сектор советской экономики, который работает по законам свободного рынка в том смысле, что заказчики могут получить те виды оружия, которые им нужны. Вообще говоря, советская экономика носит принудительный характер. Продукция предприятий, выпускаемая без использования результатов открытий и новой технологии, разработанной советскими учеными в лабораториях и институтах, повторяет, по существу, старые образцы и навязывается потребителям по разнарядке сверху. Но военные заказчики, подобно потребителям на Западе, имеют возможность выбора. Они имеют право сказать: «Нет, это не то, что нам нужно». У них, кроме того, есть возможность испытать свои танки или ракеты «САМ-6» или «САМ-7» в действии, так как эту технику Россия с большой выгодой продает арабам, а «реакция рынка» доводится до сведения изготовителей вооружения.»