Русские сказания - [52]

Важно, что в описании земли, которую он проходил, есть почти полная аналогия с гимном земле в «Риг-Веде»! В одном месте, в отчаянии, что не может он найти Чернявы-Царевны, обращается он к земле, говоря: «Земля, Мать Сырая, не видала ли ты…» Отвечает ему она: «Видалая много пахарей, много работников, что лопатами взрывали меня, всякого зверя видала я, травы, деревья, цветы, да и Черняву где-сь видала, да не упомню». Как ни просил он ее, не могла сказать: «Много видала, много вижу, да стара стала, забыла!» Попросил он ее еще подумать, может вспомнит, а земля и отвечает: «Помню, как быки пасутся на моих полях, помню овечек беззащитных, и волки к ним подбираются, деток кормить надо, нечем, и коней помню, как траву едят да после, наевшись, по мне валяются. Все помню, а Чернявы не упомнила!»

В этой сказке восхваляется сила земли, ее память обо всем, что она видела, «а Чернявы-Царевны не видала, потому как сама баба, и она тоже баба!» В этой же сказке воспевается труд людей на земле. Сложена она, видимо, давным-давно, потому что в ней христианского элемента нет, за исключением конца: «В церквах зазвонили, все царство-государство обрадовалось, что нашел Ваня Черняву-Царевну да что Чернява-Царевна Ваню нашла!» Конечно, слова, говорящие о церквах, приставлены позже, уже во времена христианские. Нашел Ваня Царевну Черняву «на краю земли, там, где небо с землей сходится да откуда ночью свет светит». Здесь помянут зодиакальный свет, тот еле заметный свет, что ночью светится.

Мы этих сказок слышали великое множество и нигде не видали их в печати, а потому и передаем их. Однако должно отметить, с детства, инстинктивно, слушая, отмечали важное, отбрасывая неважное, или малозначащее. Случается так, что человек сызмала отбирает то, что ему будет нужно впоследствии. Объяснения этому факту мы не знаем. Вероятно, в нем уже в это время зарождается его тема. Может, даже человек и рождается в мир со своей темой, как дерево, заранее знающее, какую форму оно примет впоследствии. Вопрос о судьбе не решен еще. Одни ее утверждают, другие отрицают. Однако в кошке заключена уже от рождения ее судьба, чисто кошачья, в широком смысле этого слова, и, вероятно, в человеке — судьба человеческая. Где тут начинается закон, а где свободная воля, решить нам не под силу. Да, вероятно, этот вопрос так и останется нерешенным.

Но сказка «Про Ваню с Царевной Чернявой» говорит об этой судьбе, которую человек упорно ищет, а она, может, рядом с ним или позади него. В этом случае он ее ищет, как слепой щенок свою матку, натыкаясь на углы, на камни, руководимый не столько знанием или ориентировкой, сколько инстинктом. Последний как шнурок, связывающий его с маткой, несмотря на пространство. Двигаясь, он его чувствует. Это и есть инстинкт.

Сказочный мир, вообще, особенный мир. В нем все чудесно, необычно, все возможно, все темы позволены. В русской сказке зло всегда наказано, и никогда злой не достигает своей цели. Но там же и неистощимый запас прошлого остаточных религиозных обрядов, пережитки прежних верований, которых было, конечно, в жизни людей много. Там важнейшие символы, которыми народ жил и живет, и там же разгадка многого в будущем, а главное, во всех сказках народа лежит объяснение загадок жизни, как в дневном объяснении разгадки сновидения. Одна из таких сказок очень характерна: ехал дорогой мужик и думал: «Вот наеду на богача какого, возьму к себе в сани, а он мне заплатит пять рублей. Возьму я на эти пять рублей да куплю пятерку поросят, выращу их, выкормлю, да продам, да получу за каждую свинью по пятерке, куплю 25 поросят, выращу да продам, куплю 125 поросят…» Да вдруг и слышит в темноте у моста: «Стой, православный! Давай-ка твой кошель!» Отдал, бедняга, ударил по коням, лишь бы душу вынести, сам летит, а сам думает: «Ну и дурачина я, ей-ей! Еле сам жив выскочил, а туда же, разбогатеть еще захотел!» Приехал в село и рассказывает, и видит, староста-то как раз и есть разбойник! Закричал он: «Этот как раз и забрал мой кошель!» На него кинулись мужики, давно думали, что неспроста он по ночам за деревню ездит, связали, а мужику кошель вернули. Поехал он дальше и думает: «Ну вот, слава Богу, деньги целы! Теперь уж непременно куплю на них поросят…» А тут снова из тьмы: «Тпру, собачья душа! Стой!» Не стал ждать мужик да кнутом разбойника по башке как хватит, тот и наземь. Полетел мужик в другую деревню. Доскакал, а там ему и говорят: «Да это же наш староста и есть!»

Получается так, что избавившись от одного несчастья, мужик попадает в другое, и все его надежды всегда висят на волоске, и власть, в лице старосты, сама же ждет его «за углом», чтоб отобрать последнее. Заканчивается эта сказка неожиданно: впереди появляется человек с сумой за плечами, и когда мужик его приглашает в телегу, он оказывается Святым Николаем. Рассказывает ему мужик про свои несчастья, а тот и говорит: «Богу не молишься, богатеть хочешь, а вон, вишь, как богатому трудно? Все хотят его обобрать!» Глядит мужик на тощую сумку странника да и замечает: «Так-то оно так, да чем снедать будем?» А Святой ему: «А давай поделимся, что у кого». Мужик вытащил сало, лук, хлеб, а Святой раскрыл суму — и чего только в ней нет! И куры жареные, и колбаса господская, и яблоки с грушами. Говорит мужик: «Да где же ты все это взял? Кажись, и сумка-то пустая была?» — «А вот бери, ешь да Бога благодари, а я уж лучком с хлебом побалуюсь». — «Ну, а яблоки-то где взял? Еще сады еле-еле отцвели, Пасха ранняя была». «Благодари Бога, говорю! — строго ответил Святой. — Да ешь!» Тут только мужик признал, кто перед ним, шапку снял, давай прощения просить. Благословил его Святой и исчез. Приехал мужик домой, а сзади в телеге шум, визг. Заглянул мужик, а там клетка привязана и в ней поросята, десятка два, визжат! Смысл этой сказки несколько иной, чем предыдущих: не на себя надейся, а на Бога! В ней чисто христианское содержание.