Русские народные песни - [55]

        Как венок плела.

Ах, да я молодушкой живу, как в огне горю,

        Как в огне горю!»

Шейн, стр. 220, № 830, Смоленская губ.

117. «Как у сизого млада селезня...»

Как у сизого млада селезня,

Не сами перья заломалися,

Заломала их серая утица,

По единому сизу перышку;

У дородного добра молодца

Не сами кудри завивалися,

Завивала их красна девица,

По единому черному волосу,

Завивши кудри, замуж пошла,

Замуж вышедши, стала плакати:

«Кабы знала я, млада, ведала

Я несчастье свое горькое,

Что неровню бог пожалует,

Век сидела б я во девушках,

Не терпела б горя вечного,

Веселилась бы с подругами».

Чулков, ч. III, стр. 611, № 92.

118. «Полоса ль моя да полосынька...»

Полоса ль моя да полосынька,

Полоса ль моя да не паханая,

Не паханая, не боронена!

Зарастай, моя полосынька,

Частым ельничком да березничком,

Еще горьким да осинничком!

Уж я по лесу хожу-брожу,

Во сыром бору я грибы беру;

Никто в лесе не аукается —

Откликалися пастушки-дружки,

Государевы да охотнички,

Моей матушки да помощнички.

Припаду-то я ко сырой земле,

Припаду-то я да послушаю.

Чу, заносит голос матушки:

«Ты, ау, ау, мое дитятко!

Не в лесу ли ты заблудилася,

Не в траве ли ты да запуталась,

Не в росе ли ты замочилася?» —.

«Заблудилась я в чужой стороне,

Я запуталась в чужих людях,

Замочилась я в горючих слезах!» —

«Ты, родимое мое дитятко,

Ты носи платье, да не складывай,

Ты терпи горе, да не сказывай!» —

«Ты, родима моя матушка!

Понося платье, да сложить будет,

Потерпя горе, да сказать будет!»

«Ярославские губернские ведомости», 1892, № 31.

119. «Ах, кабы на цветы не морозы...»

Ах, кабы на цветы не морозы,

И зимой бы цветы расцветали,

Ох, кабы на меня не кручина,

Ни о чем-то бы я не тужила,

Не сидела бы я подпершися,

Не глядела бы я в чисто поле.

И я батюшке говорила,

И я свету своему доносила:

«Не давай меня, батюшка, замуж,

Не давай, государь, за неровню;

Не мечись на большое богатство,

Не гляди на высоки хоромы.

Не с хоромами жить, с человеком,

Не с богатством жить мне, с советом».

Я по сеням шла, я по новым шла,

Подняла шубушку соболиную,

Чтоб моя шубушка не прошумела,

Чтоб мои пуговки не прозвякнули,

Не услышал бы свекор-батюшка,

Не сказал бы он своему сыну,

Своему сыну, моему мужу.

Чулков, ч. I, стр. 191, № 150.

120. «Из-за лесу, лесу темного, из-за садика зеленого...»

Из-за лесу, лесу темного,

Из-за садика зеленого

Выплывала туча грозная,

Туча грозная с сильным дождем,

С сильным дождем, с крупным градом.

Дочь от матери поехала,

Поехала дочка, не простилася,

Не простилася, разбранилася,

Середь лесу становилася,

Середь лесу, середь темного,

Наспротив гнезда соловьиного,

Соловеюшке наказывала:

«Соловейка, вольна пташечка,

Ты, залетная пичужечка,

Ты слетай-ко на мою сторонушку,

На родимую сторонушку,

К родимой матушке.

Ты скажи-ка моему батюшке челобитьице,

Моей матушке поклон до земли,

Чтоб не плакала моя родима матушка

Во веселой беседе сидючи,

На моих товарищей глядючи,

Обо мне вспоминаючи».

Магнитский, стр. 46, № 40.

121. «Зеленейся, зеленейся, мой зелененький садочек...»

Зеленейся, зеленейся,

Мой зелененький садочек,

Расцветайте, расцветайте,

Мои алые цветочки,

Поспевайте, поспевайте,

Изюм-ягоды скорей!

Ко мне будут, ко мне будут,

Ко мне гости дорогие.

Сударь батюшка родимый

Будет по саду ходити,

Изюм-ягоду щипати,

Меня, младу, похваляти:

Что горазда сад садити,

Что горазда поливати,

От морозу укрывати.

Кохановская, 1, стр. 119.

122. «Ни в уме-то было, ни в разуме...»

Ни в уме-то было, ни в разуме,

В помышленьице да того не было,

Чтобы девице да возамуж идти…

Соизволил так родной батюшка,

Отдает-то меня родная матушка,

Присоветовали люди добрые,

Все соседушки приближенные

Ради ближнего перепутьица.

Я во торг пойду, к дочере зайду,

Я с торга пойду, ночевать зайду…

Я спрошу, спрошу свое дитятко,

Я спрошу, спрошу свое милое:

«Каково-то житье во чужих людях?

У чужого-то отца с матерью?

У чужих-то сестер, сестер с братьями?

У чужого-то роду-племени?» –

«Уж ты, мать ли моя, родна матушка!

Ты, отдавши меня, стала спрашивать!

Ты поди-ка, сходи на сине море,

Ты спроси-ка, спроси гуся серого:

Не зябнут ли его резвы ноженьки

От снегу-то, снегу, снегу белого?

От воды-то, воды от холодныя?

Таково-то жить во чужих людях…» —

«Носи платьице, да не складывай,

Ты терпи горе, да не сказывай…»

Васнецов, стр. 113–114, № 100.

123. «Выдала матушка далече замуж...»

Выдала матушка далече замуж,

Хотела матушка часто езжати,

Часто езжати, подолгу гостити.

Лето проходит, матушки нету,

Другое проходит, сударыни нету,

Третье в доходе, матушка едет.

Уж меня матушка не узнавает:

«Что это за баба, что за старуха?» —

«Я ведь не баба, я не старуха,

Я твое, матушка, милое чадо». —

«Где твое делося белое тело,

Где твой девался алый румянец?» —

«Белое тело на шелковой плетке,

Алый румянец на правой на ручке.

Плеткой ударит, тела убавит,

В щеку ударит, румянцу не станет».

Чулков, ч. I, стр. 197–198, № 158.

124. «На море орел с соколами говорил...»

        На море орел

На море орел с соколами говорил:

        «Полетай, сокол,

Полетай, сокол, на родиму сторону,

        Спроведай, сокол,

Спроведай, сокол, об родителях моих.

        Живы ли они,

Живы ли, здоровы ли родители мои.

        Тужат ли они,

Тужат ли, горюют ли по мне, горькой сироте.

        Я ли, сирота,