Русские народные песни - [33]

По степям, степям по Саратовским;

Налетали на своего братца на родимого:

«Ты устань, проснись, добрый молодец!»

Как и добрый молодец не просыпается;

Тут девушки слезно плакали,

Похоронили они своего братца родимого,

Похоронивши, они слезно плакали,

Они ковыль-травами прикрывали,

Они горюч камень прикладали,

Приложивши камень, полетели на свою сторонушку.

Киреевский, 1929, стр. 41, № 1775, Калужская губ.

100. «Из-за леса, леса темного, из-за гор ли, гор высокиих...»

Из-за леса, леса темного,

Из-за гор ли, гор высокиих

Тут бежит-спешит молодой солдат,

Молодой солдат, строевой сержант.

На головушке он указ несет,

Во правой руке — челобитьице.

У ключа, ключа у гремячего,

У колодезя у студеного

Добрый молодец коня поил,

Красна девица воду черпала,

Воду черпала, речь говорила:

«Ох ты, душечка, молодой солдат!

Молодой солдат, строевой сержант!

Ты возьми, возьми за себя меня». —

«Ох ты, глупая красна девица,

Неразумная дочь отецкая!

Мне нельзя тебя за себя взяти,

Мы вечор поздно со бою пришли,

Уж мы билися, рубилися,

Трое суточки не пиваючи,

Не пиваючи, не едаючи,

Со добрых коней не слезаючи.

Наши ноженьки подогнулися,

Белы рученьки опустилися,

Сабли вострые притупилися!»

Киреевский, 1929, стр. 277, № 2717.

101. «Как у ключика было у текучего...»

Как у ключика было у текучего,

У колодца-то было у студеного,

Молодой казак-душечка спочив имел,

Он спочив имел — он коня кормил,

Он кормил-то, поил, все выглаживал:

«Уж ты, конь ли мой, конечек вороненький,

Что не ешь-то ты, мой конь, шелковой травы?

Не пьешь ты, мой конь, ключевой воды

И не ешь-то, не пьешь, невесел стоишь?

Ты повесил, мой конь, свою буйну головушку.

Иль ты чуешь, мой конь, над собой невзгодушку,

Ты невзгодушку чуешь, несчастье великое?

Тяжела ли тебе моя сбруя ратная?

Иль я-то на тебе, хозяин, тяжело сижу?» —

«Ты, хозяин ты мой, ты, хозяинушко,

Не тяжела мне твоя сбруя ратная,

Да сам-то ты, хозяин, не тяжело сидишь,

Как тебе-то, хозяину, быть убитому,

Как а мне-то, твоему конечку, быть подстреленному».

Мякутин, ч. II, стр. 58.

102. «Ах, пал туман на сине море...»

Ах, пал туман на сине море,

Вселилася кручина в ретиво сердце,

Не схаживать туману со синя моря,

Злодейке кручине с ретива сердца!

Что далече, далече во чистом поле

Стояла тут дубровушка зеленая,

Среди ее стоял золотой курган,

На кургане раскладен был огничек,

Возле огничка постлан войлочек,

На войлочке лежит ли добрый молодец,

Припекает свои ранушки боевые,

Боевые ранушки кровавые.

Что издалека, далёка, из чиста поля

Приходят к нему братцы-товарищи,

Зовут ли доброго молодца на святую Русь.

Ответ держит добрый молодец:

«Подите, братцы, на святую Русь,

Приходит мне смертонька скорая,

Отцу-матери скажите челобитьице,

Роду-племени скажите по поклону всем,

Молодой жене скажите свою волюшку

На все ли на четыре на сторонушки,

Малым детушкам скажите благословеньице.

Ах, не жаль-то мне роду-племени,

Не жаль-то мне молодой жены,

Мне жаль-то малых детушек,

Осталися детушки малешеньки.

Малешеньки детушки, глупешеньки,

Натерпятся голоду и холоду».

Чулков, ч. II, стр. 427–428, № 138.

103. «Ах ты, поле мое, поле чистое...»

Ах ты, поле мое, поле чистое,

Ты, раздолье мое широкое!

Ах, ты всем, поле, изукрашено —

И ты травушкой и муравушкой,

Ты цветочками-василечками,

Ты одним, поле, обесчещено:

Посреди тебя, поля чистого,

Вырастал тут част ракитов куст;

Что на кусточке на ракитовом

Как сидит тут млад сизой орел.

Во когтях держит черна ворона,

Он точит кровью на сыру землю.

Как под кустиком под ракитовым

Что лежит убит добрый молодец,

Избит, изранен и исколот весь.

Что не ласточки, не касаточки

Круг тепла гнезда увиваются —

Увивается тут родная матушка,

Она плачет — как река льется,

А родна сестра плачет — как ручей течет,

Молода жена плачет — что роса падет,

Красно солнышко взойдет — росу высушит.

Чернышев, стр. 64–65. Запись 1767 года.

104. «За Уралом за рекой, там казак гулял...»

За Уралом за рекой,

Там казак гулял,

Не один казак гулял —

Со товарищем.

        Как товарищ-то его —

        Развороный добрый конь,

        Оборонушка его —

        Шашечка вострая.

Казак шашечкой махал,

Огонечек высекал,

Ковыль-травоньку рвал,

На огонечек ее клал.

        Свои раны казак

        Перевязывал.

        Перевязывал,

        Да и рассказывал:

«Уж вы, раны ли мои,

Вы, тяжелые,

Тяжелые раны

Ко сердцу пришли».

        Перед смертью казак

        Стал наказывать:

        «Уж ты, конь ли, мой конь,

        Развороный добрый конь!

Обломи-ка ты, конь,

Свой дубовый прикол!

Оборви-ка ты, конь,

Свой чумбур шелковой!

        И беги-ка ты, конь,

        По дороженьке вдоль,

        По дороженьке вдоль —

        К отцу-матери родной!»

Отворяет ворота

Родимый тятенька,

Встречает коня

Родимая маменька,

        Стала спрашивать коня

        Молодая жена:

        «Уж ты, конь ли, мой конь,

        Где хозяин твой?» –

«Хозяин-то мой

За Уралом за рекой.

За Уралом за рекой

Он женился на другой;

        Что жена-то его —

        Шашка вострая,

        А женила его

        Свинцова пуля,

Обвенчала его

Кровь горячая,

Принимала его

Мать сыра земля».

Мякутин, ч. II, стр. 64–65.

105. «Наша пыльная дороженька...»

Наша пыльная дороженька,

Запылена она пылию,

Эх, запылена она пылию…

По той пыльной по дороженьке

Много ходу по ней, езду.