Русские народные песни - [23]

На десятый год

Стал письмо писать,

Стал письмо писать

К отцу, к матери.

Отец с матерью

Письмо не приняли,

Письмо не приняли,

Назад выслали:

«У нас нет в роду

Таких разбойников!»

Стал письмо писать

Молодой жене.

Молода жена

Письмо приняла,

Письмо приняла,

Распечатала,

Распечатала —

Сама заплакала!

К. П. Галлер, «Сборник русских народных песен Петербургской губернии», 1887, стр. 12–13.

39. «При долинушке есть калинушка...»

При долинушке есть калинушка,

        Она вырастала,

На калинушке есть малинушка,

        Она расцветала.

На малинушке соловеюшко

        Громко свищет,

По насвисточкам

        Выговаривает;

Не кукушица во сыром бору

        Скуковала,

Во неволюшке добрый молодец

        Слезно плачет;

Во слезах он своей сударушке

        Письма пишет:

«Растоскуйся по мне, любезная,

        Разгорюйся!

Уж я сам по тебе, любезная,

        Стосковался,

Я малешенек после батюшки

        Сын остался,

Я родительницы своей матушки

        Не запомню,

Еще кто же меня, добра молодца,

        Воспоил, вскормил?

Воспоил, вскормил

        Православный мир,

Православный мир,

        Чужа сторона,

Чужа сторона —

        Волга-матушка,

Волга-матушка —

        Ярославль город,

Завила кудри добра молодца

        Красна девица».

Киреевский, 1917, стр. 19, № 1244, Архангельская губ.

40. «Ах, что ж ты, мой сизый голубчик...»

Ах, что ж ты, мой сизый голубчик,

Ах, что ж ты ко мне не летаешь?

Иль часты дожди крылья мочат?

Иль буйные ветры относят?

Ах, что ж ты, мой милый дружочек,

Ах, что же ко мне ты не ходишь?

Отец или мать не пускают,

Род-племя ль любить запрещают?

Послышу я: милый в неволе,

Сидит в городском он остроге!

Возьму ль я ключи золотые,

Я стану ль ларцы отпирати;

Возьму ль я казны сорок тысяч,

Пойду ль я дружка выкупати.

Судьи казны взять не желают,

На волю дружка не пускают.

Дашин, ч. I, стр. 71.

41. «Уж ты, гуленька, ты, мой голубочек...»

Уж ты, гуленька, ты, мой голубочек,

Гуля сизенький, ты, мой воркуночек.

Что ты, гуленька, в гости не летаешь:

Или садику моего не знаешь?

Или голосу моего не слышишь?

Тонкий голос мой ветерком разносит.

Как не ласточка по полю летала,

Не касаточка к земле припадала,

Мне про милого реченьку сказала:

Будто мой-то милой сидит во засаде,

Во губернском каменном остроге.

Ни дверей-то в нем нету, ни окошек,

Ни щелей там нету, ни протёсов;

Только есть там одна труба выводная,

Выводная труба, свинцом залитая.

Как из трубоньки дымок повевает,

Мой-то миленький в горе утопает.

Я возьму ли казны сорок тысяч;

Всю казну я ту расточала,

Той казной свово милого дружочка

Из неволюшки выручала.

Чернышев, стр. 131–132.

42. «Добры молодцы все на волюшке живут...»

Добры молодцы все на волюшке живут,

Один Ванюшка в победушке сидит,

В каменной Ваня, в государевой Москве,

В земляной тюрьме, за решетками,

За железными дверями, за висячими замками.

Заутра Ваню к наказаньицу ведут,

К наказаньицу, ко ременному кнуту,

К столбу крашеному, дубовому.

По праву руку отец с матерью идут,

По леву руку молода жена с детьми,

Молода жена с детьми малыми,

Позади его православный весь народ!

Как и стал Ваня говорить жене:

«Ты сними с меня шелковой пояс,

С позолоченными на нем ключиками,

Отопри, жена, окован сундук,

Уж ты вынь оттоль золотой казны,

Ты дари, жена, молодого палача,

Чтобы молодой палач меня легче наказывал!»

Варенцов, стр. 235–236, № 12.

43. «Уж ты, воля, моя воля, воля дорогая...»

Уж ты, воля, моя воля,

Воля дорогая,

Уж ты, воля дорогая,

Девка молодая!

Девчоночка молодая

По саду гуляла,

По саду девка гуляла,

Красоту теряла,

В острожек попала;

Тошно, грустно красной девке

В остроге сидети,

Еще тошнее того нету —

В окошко глядети;

Мимо этого окошка

Лежала дорожка,

Как по этой по дорожке

Много ходу, езду,

Тут и много ходят, ездят

Князья и бояре,

Московские мещане.

Моего дружка Ванюши —

Его здесь нету;

Как и мой дружок

Ванюша

За рекой гуляет,

За быстрой шатает.

Киреевский, 1929, стр. 12, № 1655, Тульская губ.

Антикрепостнические и сатирические песни

44. «Как за барами житье было привольное...»

Как за барами житье было привольное,

Сладко попито, поедено, похожено,

Вволю корушки без хлебушка погложено,

Босиком снегу потоптано,

Спинушку кнутом попобито,

Нагишом за плугом спотыкалися,

Допьяна слезами напивалися,

Во солдатушках послужено,

Во острогах ведь посижено,

Что в Сибири перебывано,

Кандалами ноги потерты,

До мозолей душа ссажена.

А теперь за бар мы богу молимся:

Божья церковь — небо ясное,

Образа ведь — звезды частые,

А попами — волки серые,

Что поют про наши душеньки.

Темный лес — то наши вотчины,

Тракт проезжий — наша пашенка,

Пашню пашем мы в глухую ночь,

Собираем хлеб не сеямши,

Не цепом молотим — слегою

По дворянским по головушкам

Да по спинушкам купеческим:

Свистнет слегушка — кафтан сошьет,

А вдругоряд — сапоги возьмет,

Свистнет втретьи — шапка с поясом,

А еще раз — золота казна.

С золотой казной мы вольные.

Куда глянешь — наша вотчина,

От Козлова до Саратова,

До родимой Волги-матушки,

До широкого раздольица —

Там нам смерти нет, ребятушки.

Н. Бродский, «Крепостное право в народной поэзии» (сборник «Великая реформа», т. IV, 1911, стр. 18–19). Песня известна только в двух записях. Данный вариант был извлечен Н. Бродским из «судного дела» 40-х годов XIX века о побегах крепостных в Саратовской губ. Другой вариант связывает эту песню с пугачевским восстанием (Сидельников и Крупянская, стр. 80–81, № 38–39).