Русские народные песни - [19]

«Ты скажи, скажи, детинушка, крестьянский сын,

Уж как с кем ты воровал, с кем разбой держал,

Еще много ли с тобой было товарищей?»

«Я скажу тебе, надежа православный царь,

Всее правду скажу тебе, всю истинну,

Что товарищей у меня было четверо:

Еще первый мой товарищ — темная ночь;

А второй мой товарищ — булатный нож;

А как третий-от товарищ — то мой добрый конь;

А четвертый мой товарищ — то тугой лук;

Что рассыльщики мои — то калены стрелы».

Что возговорит надежа православный царь:

«Исполать тебе, детинушка, крестьянский сын,

Что умел ты воровать, умел ответ держать!

Я за то тебя, детинушка, пожалую

Середи поля хоромами высокими,

Что двумя ли столбами с перекладиной!»

Чулков, ч. I, стр. 173, № 135. Одна из наиболее популярных песен на «разбойничьи» темы, дважды введенная А. С. Пушкиным в его произведения (см. «Капитанскую дочку» и «Дубровского»).

18. «Сиротка, ты, сироточка, сиротинушка горькая...»

«Сиротка, ты, сироточка, сиротинушка горькая,

Сиротинушка ты горькая, горемычная!

Запой-ка ты, сиротка, с горя песенку». —

«Хорошо вам, братцы, петь — вы пообедали,

А я, сирота, лег не ужинавши,

Лег не ужинавши, встал не завтракавши.

У меня ли, у сироты, нет ни хлеба, ни соли,

Нет ни хлеба, ни соли, нет ни кислых щей,

Одна корочка засушенка и та летошняя». —

«Ты скажи, скажи, сирота, кто тебя воспородил?» —

«Воспородила меня, сиротку, родна матушка,

Воспоила-воскормила меня Волга-матушка,

Воспитала меня легка лодочка ветляненька,

Возлелеяли меня няньки-мамки — волны быстрые,

Возрастила меня чужа дальня сторона Астраханская,

Я со этой со сторонушки на разбой пошел». —

«Ты скажи, скажи, сиротка, с кем разбой держал?» —

«Не один я разбой держал, с тремя товарищами:

Первый мой товарищ — ночь темная,

Другой мой товарищ — конь добра лошадь,

Третий мой товарищ — стально ружье».

Мордовцева и Костомаров, стр. 76, № 29.

19. «Не былинушка в чистом поле зашаталася...»

Не былинушка в чистом поле зашаталася,

Зашаталася бесприютная моя головушка,

Бесприютная моя головка молодецкая,

Уж куды-то я, добрый молодец, ни кинуся:

Что по лесам, по деревням все заставы,

На заставах ли все крепки караулы;

Они опрашивают печатного пашпорта,

Что за красною печатью сургучовой.

У меня ль, у добра молодца, своеручный,

Что на тоненькой на белой на бумажке,

Что куды-то ни пойду, братцы, ни поеду,

Что ни в чем-то мне, добру молодцу, нет счастья.

Я с дороженьки, добрый молодец, ворочуся,

Государыни своей матушки спрошуся:

«Ты скажи, скажи, моя матушка родная,

Под которой ты меня звездою породила,

Ты каким меня и счастьем наделила?»

Чулков, ч. II, стр. 435–436, № 148.

20. «Еще что же вы, братцы, призадумались...»

Еще что же вы, братцы, призадумались,

Призадумались, ребятушки, закручинились,

Что повесили свои буйные головы,

Что потупили ясны очи во сыру землю?

Еще ходим мы, братцы, не первый год,

И мы пьем-едим на Волге все готовое,

Цветно платье носим припасенное.

Еще лих на нас супостат злодей,

Супостат злодей, генерал лихой,

Высылает из Казани часты высылки,

Высылает все-то высылки солдатские,

Они ловят нас, хватают добрых молодцев,

Называют нас ворами, разбойниками.

А мы, братцы, ведь не воры, не разбойники,

Мы люди добрые, ребята все повольские,

Еще ходим мы на Волге не первый год,

Воровства и грабительства довольно есть.

Чулков, ч. II, стр. 437–438, № 151.

21. «Что светил-то, светил месяц во полуночи...»

Что светил-то, светил месяц во полуночи,

Светил в половину;

Что скакал-то, скакал один добрый молодец

Без верной дружины;

Что гнались-то, гнались за тем добрым молодцем

Ветры полевые;

Что свистят-то, свистят в уши разудалому

Про его разбои;

Что горят-то, горят по всем по дороженькам

Костры сторожевые;

Что следят ли, следят молодца разбойничка

Царские разъезды;

Что сулят ему, сулят в Москве белокаменной

Каменны палаты;

Что и те ль палаты — два столба точеные,

Столбы с перекладиной!

«Отечественные записки», 1860, т. CXXIX, № 6, стр. 470, статья А. Григорьева, «Русские народные песни с их поэтической и музыкальной стороны».

22. «Не далече было вот, было далече...»

Не далече было вот, было далече,

Было во чистом поле.

Там пролегивала неширокая,

Новая она, дороженька,

Неширокая она, новая дороженька,

Только чуть пробойная.

Никто-то, никто по этой дороженьке,

Никто по ней не проезживал,

Как проезживал по ней, по этой дороженьке,

Удал добрый молодец.

Что лошадушка под ним, под добрым молодцем,

Лошадушка под ним худым-худа;

Что худым-то худа под добрым молодцем,

Крепко она приморённая, притомлённая,

Захватила-то младца темная ноченька,

Темная она, полуночная;

Подъезжает младец ко горькому кустику,

Ко горькому ему, полыночку:

«Бог помощь тебе, горький кустичек,

Ты горький ли мой полыночек!

Еще ты позволь-ка, позволь, горький кустик,

Позволь ночку ночевати!» —

«Ты ночуй-перночуй, добрый молодец,

Ночуй ночку, не убойся!

На меня-то, на меня, горького кустичка,

На меня ты не надейся!

Как постелюшка тебе — ковыль-травушка,

Изголовьице тебе — бел-горюч камень,

Одеялице тебе — темная ноченька,

Часовые тебе — частые звездочки,

Атаманушка тебе — светел месяц,

Путь-дороженька тебе — красное солнышко!»

Панкратов, стр. 44–45.

23. «Ты взойди-ка, красно солнышко...»

Ты взойди-ка, красно солнышко,