Русские флотоводцы. Исторические портреты - [20]

Вскоре после похорон Ф. Головина вышел царский указ: «Адмиралтейца Фёдора Матвеевича Апраксина во всех его государевых указах и в приказных делах писать Адмиралом и Президентом Адмиралтейства».

Никогда не старался Апраксин выскакивать вперёд, перебегать кому-нибудь дорогу, добросовестно трудился, старался делать всё по совести, чтобы прежде всего не было стыдно перед самим собой. Теперь жизнь ставила его на ту ступень военной службы, где ты всегда на виду, где каждое слово твоё воплощается в действие людей в морской форме. От того, насколько точно и верно отдана команда на корабле, зависит подчас судьба и жизнь сотен людей. И не только на войне. И в буднее время корабль постоянно живёт в борьбе со стихией, коварной и часто непредсказуемой. Поэтому командиру в море ошибаться заказано…

Отныне Апраксин, кроме прежних обязанностей, стал командовать Балтийским флотом, возглавил Воинский морской приказ, Навигацкую школу в Москве.

К Петербургу новый командир флота, Апраксин, подъезжал при сплошном грохоте ломающегося льда на Неве. Весна 1707 года вступила в свои права. Апраксин заранее предупредил Крюйса, командующего эскадрой:

— Свой флаг я подниму на фрегате «Олифант», и ты, Корнелий Иванович, подбери себе другого флагмана.

На Котлинском рейде Апраксин появился ровно через неделю.

— Шнява под адмиральским флагом. В кильватере следуют четыре бригантины с младшим флагманом, — доложили Крюйсу утром 9 мая.

Шнява, построенная на английский манер, ловко обогнула корабли на рейде и бросила якорь по корме «Олифанта». Было видно, как со шнявы спустили шлюпку и она понеслась к «Олифанту». Крюйс внимательно проследил, как быстро исчез белый адмиральский флаг с гафеля шнявы. И едва шлюпка подошла к трапу «Олифанта», на нем взвился флаг старшего флагмана.

Один за другим входили в салон адмирала прибывшие и представлялись по-уставному:

— Вице-адмирал Крюйс здесь, шаутбенахт Боцис здесь…

За ними следовали капитан-командоры Рейс и Шелтинг, капитаны Эдварт и Весель…

Изучающим взглядом встречал прибывающих новый флагман, приглашал садиться. «Токмо иноземцы, — мелькнула грустная мысль, нет, а вот наконец-то свой, доморощенный, Наум Сенявин».

Первая встреча с подчинёнными была короткой. Адмирал начал с успехов, отметил заслуги:

— Прошлую кампанию флот наш с доблестью устоял против шведов, не допустил неприятеля к Питербурху. В том ваша, господа, благость. — Апраксин говорил размеренно, доброжелательно. Почувствовали и собравшиеся справедливое уважение в его словах их ратного труда. — Неприятель многократ превосходил наш флот, особливо линейными кораблями, которых у нас нет ни единого, но сие не означает, что нам позволительно отсиживаться за котлинскими пушками.

Апраксин подошёл к карте:

— Для упреждения внезапного удара неприятеля выставим дозор к весту от Котлина. Распогодится, осмотримся, бригантинами набег произведём в шхерах. Ежели не будет превосходства неприятеля, попытаем к базам передовым выйти. Нарва-то теперь наша. — Апраксин взял со стола лист. — Составлена мной на первый раз инструкция командирам. — Он поискал глазами нужный абзац: — «При встрече с неприятелем поступать при этом, как доброму и честному офицеру, которому надлежит потом во всех своих действиях добрый ответ дать».

Внимательно следили командиры за каждым словом и жестом говорившего. В их жизнь входили новые правила и кодексы, которые не только определяли ритм военной службы, но и брали заботу о их судьбах.

— В подробностях получите сие наставление нынче же в моей канцелярии…

Апраксин задержал Боциса, подозвал к карте:

— Подбери доброго капитана, отряди бригантин несколько, разведай до острова Гогланда, пошуруй шведов.

Осень вступила в свои права, как обычно в эту пору, в заливе зарядили дожди, иногда вперемежку со снегом. Неожиданно, без предупреждения, в Петербург приехал царь и в этот же день ушёл на бригантине к Котлину, посмотреть обе эскадры, корабельную и галерную.

Хитро косил глазом на невозмутимого Апраксина: «Посмотрим, Фёдор, каков ты моряк на самом деле». Летом царь получил письмо от Крюйса. Вице-адмирал безмерно восхищался своим новым начальником: «Морское дело здесь в два года так унизилось, что чуть в конце не развалилось, токмо Его Превосходительство великий адмирал зело дивно поступает и своим премудрым разумом то упалое дело ведал на лучшее учинить таким образом, что дивно есть и невозможно никому поверить».

На рейде царь перешёл на «Мункер». По установленному порядку капитан-командор Пётр Михайлов считался командиром «Мункера».

Обходя на шняве выстроившиеся в линию корабли, Пётр впервые остался доволен их внешним видом, порядком на палубах и в помещениях и вообще настроем людей. Сытые, довольные лица матросов говорили о многом. На «Дефаме» в артиллерийском деке царь поманил капрала:

— Заряжай пушку, отстреливайся.

Без заминки одни канониры побежали в крюйт-камеру за картузами, другие потащили ядра, разложили фитили, навели орудия. Выстрел произошёл неожиданно для остальных кораблей. На палубах забегали, поднимали запросные флаги. Довольный Пётр поглаживал усики: «Кажись, никто не спит».