Русские беседы: лица и ситуации - [85]
Попытка избрания в Государственную думу для самого Шипова закончилась неудачей – а последняя большая политическая роль выпала ему перед роспуском I Государственной думы, когда возник проект образования министерства под его председательством, для объединения всех умеренных общественных сил и их сотрудничества с правительством. Сам Шипов фактически уклонился от этой роли, не находя должной поддержки – и в данном случае он, вероятно, трезвее оценивал свое положение, чем внешние наблюдатели, полагая, что претендующий на умиротворение кабинет должен быть составлен из значительного числа представителей кадетской партии, под председательством С. А. Муромцева, как человека верующего и не диктаторского склада, в отличие от П. Н. Милюкова, и при этом обладающего должным авторитетом[485]. В разговоре с Государем 28 июня 1906 г. Шипов утверждал, что привлечение к правительству кадетов не столь опасно, как это представляется по их публичным заявлениям – и в то же время необходимо, если целью является достижение прочного общественного согласия:
«В настоящее время и при сложившихся условиях возможно образование кабинета только из представителей большинства Государственной думы. Оппозиционный дух, который в настоящее время ярко проявляется среди к.-д. партии, не может внушать серьезных опасений. Такой характер ее в значительной мере обусловливается занимаемым ею положением безответственной оппозиции. Но если представители партии будут привлечены к осуществлению правительственной власти и примут на себя тяжелую ответственность, с нею сопряженную, то нынешняя окраска партии, несомненно, изменится и представители ее, вошедшие в состав кабинета, сочтут своим долгом значительно ограничить требования партийной программы при проведении их в жизнь и уплатят по своим векселям, выданным на предвыборных собраниях, не полностью, а по 20 или 10 коп. за рубль»[486].
Как известно, переговоры эти завершились ничем (после чего участники и наблюдатели еще в эмиграции продолжали дебаты о виновниках не случившегося коалиционного правительства), но после роспуска I Думы новоназначенный председатель Совета министров П. А. Столыпин начал переговоры с рядом общественных деятелей (гр. П. А. Гейденом, А. И. Гучковым, кн. Г. Е. Львовым, кн. Н. Н. Львовым, М. А. Стаховичем и Д. Н. Шиповым) о возможности вхождения некоторых из них в новый кабинет. Итогом неудачи этих переговоров стал обмен публичными заявлениями – сначала правительственного сообщения, а затем письма графа Гейдена и совместного письма Д. Н. Шипова и кн. Г. Е. Львова с изложением своих позиций как о фактической стороне дела (в искажении которой авторы писем упрекали правительство), так и о принципиальных разногласиях. Этот обмен публичными заявлениями оказался важен не только в том отношении, что всякое взаимодействие между Столыпиным и Шиповым с этого момента было исключено (в глазах Шипова деятельность первого «руководилась культом силы и была направлена, с одной стороны, к охранению бюрократического абсолютизма, а с другой – к поддержке имущественных классов, не считаясь с требованиями общего блага и нравственного долга»[487]), но и обнаружило расхождение с большинством «Союза 17 октября», одним из учредителей которого он был. После окончательного расхождения с А. И. Гучковым, поддержавшим кабинет Столыпина, Шипов присоединился к партии мирного обновления и на этом уже практически окончательно завершил свою политическую карьеру.
Впрочем, вплоть до 1909 г. он оставался членом Государственного Совета, куда был выбран от земства в 1906 г., еще прежним их составом, образованным в 1903 г. Однако после того, как развеялись слухи о возможном занятии им министерского поста или кресла председателя Совета министров и выхода из «Союза 17 октября», «большинство членов Государственного совета сохранило ко мне только вежливые отношения исключительно формального характера, избегая обмена со мной мнениями по вопросам политики и законодательной деятельности. Продолжение моего участия в Государственном совете было для меня очень тягостным и оно сделалось еще более неприятным во время третьей сессии Государственного совета, когда, после роспуска второй Государственной думы, бюрократия и вообще реакция чувствовали себя в положении победителей над освободительным движением»
