Русские беседы: лица и ситуации - [84]

. – Затем говорили Кузьмин-Караваев и Родичев, после чего «встал Дм. Ник. [Шипов] и вся зала замерла в ожидании того, что он скажет; для меня было ясно, что доводы логики не за него, их опровергнуть он не может, но в то же время и логика других его не убедила, для него это вопрос веры. Существенно важных доводов в защиту своих положений Дмитрий Николаевич привести не мог. Он начал с того, что русский народ совершенно особенный, совсем не похожий на народы Запада, указав на его добродушие и долготерпение, на поразительную умеренность его нужд, потребностей, на его любвеобильное сердце, в подтверждение чего привел освободительные войны с турками (но разве они начинались по воле народа?). Далее указывал на любовь народа к царю, на его религиозность. Между прочим, привел пример, что один из иностранных ученых, пробыв три дня на хорах в московском земском собрании, говорил ему, что пробыв три дня в сердце аграриев и представителей крупного капитала, все время слышал речи только о том, как добиться прав и удобств для тех слоев общества, которые здесь не имеют своих представителей; “этого у нас на Западе не могло бы случиться”, закончил иностранец свою беседу; все это, по мнению Дм. Ник., создает настолько особенные условия русской жизни, что если престолу будут известны истинные нужды народа, то, несомненно, они будут удовлетворены и что бюрократическое средостение падет само собой, а, следовательно, и гарантии всех тех прав, о которых говорится в первых 9 пунктах, не будет нужно. На меня речь произвела довольно грустное впечатление: мне казалось, что сам Дм. Ник. понимал, что логика не на его стороне, что убедить кого-либо он едва ли может и в то же время он вынужден был защищать свою веру.

[…] Сейчас же, не помню кем, было заявлено, что мы здесь так много говорим о свободе мнений и слова, что не вправе насиловать меньшинство и что если голосовавшие в меньшинстве пожелают внести в журнал и свое мнение, то они имеют на это несомненное право – это положение было принято единогласно, и этим объясняется внесение в окончательную резолюцию двух мнений: большинства и меньшинства. Опять сначала обед не клеился, пока не начались речи. Сначала говорил Котляревский, а потом Родичев – речи были адресованы к Шипову, были сказаны в примирительном духе; они очень успокоительно подействовали на нас»[480].

Впрочем, если на съезде Шипов со сторонниками оказался в меньшинстве, то это обстоятельство демонстрировало в первую очередь расхождение между участниками съезда и земской средой. Так, согласно воспоминаниям кн. Д. И. Шаховского, одного из радикально настроенных и деятельных участников съезда, «третье требование тактического доклада на съезде «Союза освобождения» состояло в предъявлении определенных конституционных заявлений на земских собраниях. Здесь Союзу было всего труднее воздействовать: имея своих членов в большинстве губернских земских собраний, он, однако, нигде не располагал большинством. Почти все губернские собрания в той или другой форме отозвались на события, по большей части в виде всеподданнейших адресов, и в большинстве их мысль о представительстве была выражена. Но только два собрания – Саратовское и Тверское – раскрыли в своих постановлениях всю формулу всеобщего избирательного права, другие собрания ограничились гораздо более общими выражениями. Тем не менее подача земских адресов производила также сильное впечатление. Тексты размножались, передавались из рук в руки, недостаточно откровенный и решительный язык заявлений объясняли всегдашней осторожностью земцев; во всяком случае, повсеместное обсуждение политических вопросов во время земских собраний, хотя нередко и в частных закрытых совещаниях, служило красноречивым признаком новых завоеваний политической мысли»[481].

С этого времени Шипов все более дистанцируется от текущей политики – если в глазах и правительства, и оппозиции он остается одной из влиятельных фигур, то сам он уже не находит себе места в новой политической реальности. Так, летом 1905 г. он уезжает в Маньчжурию для организации ликвидации земских медицинских отрядов и возвращается в Москву лишь в последних числах сентября. После издания Манифеста 17 октября 1905 г. гр. С. Ю. Витте предлагает ему войти в кабинет в качестве государственного контролера, но от этого предложения Шипов в итоге отказывается, поскольку, во-первых, не видит смысла в индивидуальном вхождении – задача заключается в создании министерства общественного доверия, а это предполагает, что новые министры будут опираться на соответствующую поддержку (инициированные переговоры с Организационным бюро земских съездов оказались безуспешны), а, во-вторых, отсутствие в составе кабинета неприемлемых для общества лиц. Последний вопрос оказался безусловным камнем преткновения, так как обе кандидатуры на пост министра внутренних дел – Д. Ф. Трепов и П. Н. Дурново – выступали для Шипова и коллег в качестве persona non grata. Участвовал Шипов и в обсуждении в Царском Селе под председательством Государя закона о выборах в Государственную думу