Русская Венера - [56]
— Дальше куда поедешь?
— Пока здесь побуду. Сейчас еще не работаю. Дома, овощехранилища, подсобки, мелочи. Вот подожду большой трассы, тогда потружусь. А там видно будет.
Он подвозил ее до Ключей. В кабине, прикуривая, с излишней откровенностью покосился на нее:
— А ты доверчивая. Слушаешь, удивляешься. Застревают в тебе чужие слова. Это хорошо, по мне.
Торопливо, не к месту, Зина буркнула:
— А у меня дочка есть.
— А муж?
— Мужа нет.
— Тяжело живешь?
— Не знаю. Нет, наверно. Не думала. Иногда разве.
— Ясно…
Утром погудел под окнами.
— Поехали. Сегодня работаем на воскреснике. Все хочу спросить: а ты давно здесь? Вроде раньше не попадалась.
— Месяц.
— А-а. Я как раз на уборочной был. Слушай, а вчера не успел сказать. У меня ведь тоже двое пацанов, с матерью живут. Пока по свету колесил, жена с офицером сбежала. — Николай надвинул кепочку на глаза и чуть набок, вроде отгораживался от Зины.
— Хвастаешь или врешь?
— Вру.
— А зачем?
— Чтоб тебе не обидно было.
— А на кого мне обижаться?
— Ну, чтоб полегче тебе было.
Зина засмеялась.
— Ты не хвастун, ты болтун.
— Но из таких, что на дороге не валяются.
— Ну конечно!
В понедельник у Зининой палатки появилась Ася. Подходила медленно, и чем ближе, тем ярче вишневели щеки.
— Асенька! Ты куда пропала?! Чего я только не передумала! Ни Мити не видно, ни тебя.
Ася недоверчиво и даже испуганно взглянула на Зину, поняла, что та искренне, и вмиг переменилась.
— Зинка! Зиночка! Ведь я думала, все! Все кончилось. А так тянуло к тебе. Думаю, пойду взгляну.
— Дурочка. Из-за Мити, да?
Ася кивнула.
— Мы ведь женимся, Зин. В субботу.
— Ну-у! Поздравляю, Асенька. — Кольнуло сердце, прихватило холодком и отпустило. — От самой, самой души!
— Ты переходи жить в палатку, на мое место. Мы квартиру тут у одного деда сняли. На выселках. Здесь пока бесполезно просить — молодоженов как маслят после дождя. Россыпи.
— Вот хорошо-то! А когда? — Зина даже схватилась за сердце — так оно зашлось.
— Да хоть сегодня.
— Вечером, ладно? Сразу же.
— Зинка! А на свадьбу придешь? И вообще, все как было?
— Да ну тебя! Само собой… Ася, а как же… ругала его, смеялась, и на тебе — свадьба?
— Может, до сих пор бы смеялась… А ты как-то повернула его другой стороной, понять помогла… что ли. В общем… Ой, глупости какие ты спрашиваешь!
Зина сошла на берег, на песчаную косу возле белого камня. Привалила к нему чемодан, рюкзак. Обернулась: паром отчалил, Киренга отдаляла и отдаляла его. Зина вздохнула: «Ну слава богу. Переплыла». Подняла руку, слабо и грустно помахала. Паромщик Вася откликнулся тонким, прощальным гудком. Две лайки, рыжая и белая, стояли над срезом борта и легонько помахивали хвостами — тоже прощались с Зиной.
Кто знает, кто скажет, что было дальше?
Кто-то другой, не я.
НА ПАСЕКЕ
Отпуск Микулину выпал в июле. Сослуживцы, тянувшие жребий перед ним, чуть ли не хором ахнули:
— Ай да Микула! Вездехва-ат!
Он понял: непременно вынырнут менялы, неутомимые охотники до летних благ — понял и заранее обозлился: «Начнут скрадывать! Тиша, голубчик, какая тебе разница. Ты же один. Одному всегда весело. И везде. А с моим хомутом да зимой — только в прорубь. В полынью какую-нибудь. Нет, нет и нет. Сам хочу. Лета, солнышка, соленой пыльцы на плечах. Мало ли что один. Вот и буду бобылить с вашими зимами. Зимой одни старухи на побережьях живут. Да ни за что! Никому!»
Как в воду глядел: в курилке подсел Кустов, рябой, бледный, тощий, с умильным блеском в глазах.
— Только вы, Микулин, можете меня спасти. — Войдя в должность главного инженера проекта, Кустов «завыкал» даже с бывшими однокурсниками. — Нынче дочь девятый кончает. Последнее лето. Я поклялся, Микулин, куда-нибудь свозить ее. Потом уже все! Экзамены, стройотряды, колхозы. В сущности, последняя отцовская дань ее детству. Вы понимаете, Микулин? — Кустов говорил тихо, почти в ухо, и Микулину показалось, что оно горячо, неприятно отпотело. С раздражением мотнул головой.
— Вот уж странно, Юрий Семеныч. И отказывать вроде нельзя — начальство просит, и все равно откажу. — Вышло звонко, весело, без возмущенного напряжения — Микулин удовлетворенно передохнул. — Не обессудьте, Юрий Семеныч. Власть вижу незамутненной, родниковой. Сначала других напоит, потом сама может. Или что не так, Юрий Семеныч? «Не так, не так, — одернул себя Микулин. — Как всегда, понесло тебя, любезный. Сказал бы: не могу, личные планы, извините, в другой раз. Нет же. Язык как шило в мешке».
У Кустова резче обозначились оспины, натянулись пепельно-голубым. Он снова говорил, дышал в ухо:
— Ну, зачем вы так, Микулин? Я же доверительно, сугубо по-товарищески — нет, так нет.
— Правильно, Юрий Семеныч. И суда нет. И не будет, надеюсь? — Микулин и клял свою вздорность, и сладить уже с ней не мог. Кустов быстрой тенью пролетел через курилку.
Более никто не осаждал микулинского отпуска, убедившись в его неприступности. И Микулин с некоторым удивлением отметил, что предстоящий, ослепительный для окружающих июль для него самого потускнел; желанные, буйные краски повыцвели сразу же, как только из защитника июля он превратился в его владельца. «Жребий — дурак, правду говорят. Ладно бы еще добрый дурак, а то и вовсе бессердечный. Ни к кому никакой приязни. Этот июль праздником мог бы стать, когда бы добиваться. А так — повезло да повезло, и что теперь с этим «повезло» делать? Куда его девать?»
Герои этой книги часто уезжают из дома; одни недалеко, как в повести «Мальчики из Майска», другие за тридевять земель (повесть «Странники у костра»), чтобы оглянуться на свои дни — так ли живут? — чтобы убедиться, что и в дальних краях русские люди деятельны, трудятся азартно, живут с верой в завтрашний день. А Иван Митюшкин из киноповести «Дмитровская суббота» вообще исколесил всю страну, прежде чем нашел свою судьбу, свою горькую и прекрасную любовь. И сам автор отправляется в поля своего детства и отрочества (рассказ «Очертания родных холмов»), стремясь понять ностальгическую горечь и неизбежность перемен на его родине, ощутить связь времен, связь сердец на родной земле и горячую надежду, что дети наши тоже вырастут тружениками и патриотами.
Дед Пыхто — сказка не только для маленьких, но и для взрослых. История первого в мире добровольного зоопарка, козни коварного деда Пыхто, наказывающего ребят щекоткой, взаимоотношения маленьких и больших, мам, пап и их детей — вот о чем эта первая детская книжка Вячеслава Шугаева.
В книгу лауреата Ленинского комсомола Вячеслава Шугаева «Избранное» входят произведения разных лет. «Учителя и сверстники» и «Из юных дней» знакомят читателя с первыми литературными шагами автора и его товарищей: А. Вампилова, В. Распутина, Ю. Скопа. Повести и рассказы посвящены нравственным проблемам. В «Избранное» вошли «Сказки для Алены», поучительные также и для взрослых, и цикл очерков «Русские дороги».
Написанная под впечатлением от событий на юго-востоке Украины, повесть «Мальчики» — это попытка представить «народную республику», где к власти пришла гуманитарная молодежь: блоггеры, экологические активисты и рекламщики создают свой «новый мир» и своего «нового человека», оглядываясь как на опыт Великой французской революции, так и на русскую религиозную философию. Повесть вошла в Длинный список премии «Национальный бестселлер» 2019 года.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Тревожные тексты автора, собранные воедино, которые есть, но которые постоянно уходили на седьмой план.
Автор, офицер запаса, в иронической форме, рассказывает, как главный герой, возможно, известный читателям по рассказам «Твокер», после всевозможных перипетий, вызванных распадом Союза, становится офицером внутренних войск РФ и, в должности командира батальона в 1995-96-х годах, попадает в командировку на Северный Кавказ. Действие романа происходит в 90-х годах прошлого века. Роман рассчитан на военную аудиторию. Эта книга для тех, кто служил в армии, служит в ней или только собирается.
Этот рассказ можно считать эпилогом романа «Эвакуатор», законченного ровно десять лет назад. По его героям автор продолжает ностальгировать и ничего не может с этим поделать.
«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».