Русская рулетка - [21]

Шрифт
Интервал

Утренний пейзаж за окном разительно отличался от русских, поросших бурьяном полей и полупаханных польских просторов. Мы катили по Западной Германии. Соседка и мальчик повеселели, угощали меня бутербродами, мы пили чай. Скоро им сходить: как я поняла, они были поволжские немцы и ехали навестить родственников. Я неотрывно смотрела в окно, и мне нравилось все. Какая ухоженность земельных угодий в геометрической мондриановской разбивке, разноцветные кусочки земли! На одном что-то цветет ярко-желтое, на другом вспахано кирпично-красное, а к горизонту - изумрудно-зеленое поле... Километры разнообразились игрушечными домиками с подстриженными газонами, садиками, цветниками. Мелькавший за окном мир был незнаком, и природа другая, эта первая встреча с любовно ухоженной землей осела в моем сознании навсегда. Чувство гнета и давления постепенно оставляло меня, тяжесть и напряжение последних лет отдалялись с каждым километром, они будто пресеклись границей, мой прежний мир был позади...

Я прибыла в Берн и должна была пересесть на поезд на Женеву. Отец мне очень толково все объяснил, и у меня не было страха затеряться, более того, на худой конец я могла хоть и плохо, но обратиться по-немецки за помощью. Довольно быстро я нашла нужный поезд, закинула свой чемоданчик наверх в сетку и покатила в Женеву. Три часа я ехала вдоль огромного озера, с заснеженными Альпами на горизонте, и мне было очень хорошо. В голове моей была абсолютно счастливая пустота! Единственная беспокойная мысль - это предстоящее знакомство с Ириной, но и оно подменялось волнующей меня встречей с тетей Ниной.

А вот и Женева. Я сошла с поезда и поплелась через переходы Женевского вокзала к его центру. Было условлено, что встретимся мы с Ириной Бриннер у выхода из вокзала, ближе к стоянке такси. Мне все показалось тогда огромным, шумящим, мелькающим и... вкусно пахнущим. Первые запахи остались такими же запомнившимися, как и первые визуальные, и первые слуховые. Веселая нарядная толпа, с незнакомым языком, звуками, эскалаторами, витринами магазинов, окружила меня, и я растерялась. Не смогла я найти выхода к такси, села на свой чемодан и стала оглядываться по сторонам. И вдруг вижу, как из центральной двери ко мне приближается дама, одетая во все белое, легкое, развевающееся, с костылем в руке и ногой в массивном гипсе с каблуком. Ирина сломала ногу за неделю до моего приезда, и я об этом не знала. Ее театральное восклицание "Ксения!" рассеяло все мои сомнения. Передо мной стояла ОНА.

Я подхватила чемодан, мы сели в такси, город промелькнул за несколько минут, пока Ирина расспрашивала меня о разных пустяках, первое смущение при знакомстве - и вот я уже у нее дома.

РАЗНЫЕ ВСТРЕЧИ

Мы уселись с Ириной на кухне, и первое, что она мне сказала: "Пожалуйста, давай перейдем на "ты" и без всяких отчеств. Я тебе должна сказать правду, у меня с твоим отцом роман... любовь!" Произнесено все это было на одном дыхании, видно, она обдумала заранее, как бы мне этот секрет раскрыть, и по возможности, быстро. Не хотела она, чтобы между нами были недомолвки по столь важному для нее событию. Ее прямота мне понравилась. Я даже разулыбалась: сколько женщин мне уже в подобном признавались, и все о моем отце. Ирина восприняла эту улыбку как одобрение, повеселела, но я и вправду ничего против не имела. Она производила впечатление влюбленной девушки, трогательно убежденной во взаимности. Немолодая, красивая, ее одиночество было видно за версту. Объяснять ей, что она встретила человека ненадежного в плане чувств, было в данный момент бесполезно и жалко.

"А я уже все знаю!" - мой ответ был воспринят ею как подарок, она вся светилась. Об одном я мечтала: чтобы она меня пощадила и ничего в подробностях не рассказывала об отце и их нежной дружбе. Но мы прошли в спальню, и я онемела от удивления. Над всей длиной ее кровати была сделана полка, на которой плотно, одна к другой, в рамочках, был выставлен фотографический портретный ряд изображений моего отца. "Это мой Гуленька", промурлыкала Ирина, а меня чуть не стошнило на ее китайский ковер!

"Ирина, а как вы с ним встретились?" - спросила я. Последовал обстоятельный рассказ. Ирина тогда занималась подготовкой своей персональной выставки в "Музее часов" в Женеве. Отца познакомили с ней общие друзья, предполагая, что им обоим будет интересно поговорить и обсудить художественные проблемы. Редкие гости из СССР появлялись тогда в Швейцарии. Первая русская эмиграция пополнялась третьей, диссидентской. Отец начинал свои ювелирные опыты, а Ирина, известный скульптор-ювелир, конечно, многое могла рассказать и показать.

Она была единственной дочерью богатых родителей. Отец Юла и ее отец были родными братьями, а матери у Ирины и Юла - двойняшками. Семья Бриннеров сколотила огромный капитал в России на сплаве и продаже леса. Революция разорила их, сначала был непродолжительный Владивосток, но и туда докатилась волна Советов, и все Бриннеры с детьми бежали на лодках в Харбин. Отец Ирины был швейцарским консулом в Харбине, там же рядом продолжал расти и Юл со своей родной сестрой Верой. Все последующие сказки и легенды, которые сочинял голливудский актер о себе, будто он "кочевой цыган", есть плод фантазии и коммерческой романтики. Сестры и брат всю жизнь дружили. Вера стала профессиональной оперной певицей, Ирина скульптором, Юл актером (с калейдоскопом жен и детей).


Еще от автора Ксения Игоревна Кривошеина
Недоумок

Этo пoвесть русскoй эмигрантскoй писательницы и худoжницы, Ксении Кривошеиной, автoра известного автoбиoграфическoгo рoмана «Русская рулетка» 2004 г. изд. «Logos» Спб.Персонажи и события в книге «Недоумок» не вымышленные, а списаны с жизни. Эмиграция — тяжелo действующее средствo как для недoумка душoй, так и для сoветскoгo «двoрянина», запoздалoгo перебежчика времен перестрoйки. Нужна ли свoбoда выбoра, и в чем oна заключается? Не легче ли жить пo-накатаннoму? Безумнo красивый, «русский» Париж превращает пoсредственнoгo питерскoгo «лабуха» в oтвратительнoе существo и тoлкает на преступление.


Вера, надежда, любовь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Оттаявшее время, или Искушение свободой

В своих воспоминаниях автор рассказывает о людях, с которыми свела её жизнь, многие из них имеют мировую известность, их судьбы высвечивают то время, о котором тосковать не нужно, но и забывать не следует, перед многими из них следует склонить головы за их мужество. Некоторые из них прошли советскую «закалку», кто-то был арестован и выслан на Запад, а кто-то остался в России. На страницах этой книги вы встретите пианиста Святослава Рихтера и композитора Андрея Волконского, художников Николая Акимова, Натана Альтмана и Оскара Рабина, поэтов Анну Ахматову и Иосифа Бродского, известных и малоизвестных деятелей русской диаспоры во Франции, Швейцарии и Америке.


Пути Господни

Мемуары писателя, художника, публициста, видного деятеля французского Православия Ксении Кривошеиной. Автор расскажет о своем детстве, матери, няне, встрече с мужем, паломничестве в Дивеево и т. п. Но эта книга выходит их рамок чистой автобиографии: читатель найдет здесь замечательные рассказы о православном Париже, "Православном Деле", Сопротивлении, Владыке Василии (Кривошеине), вере в условиях гонений и эмиграции, в постсоветский период. И главное - во всем этом автор пытается увидеть руку Божью, не свои пути, а "Пути Господни".По благословению митрополита Санкт–Петербургского и Ладожского ВладимираРекомендовано к публикации Издательским Советом Русской Православной Церкви.


Шум прошлого

Читатель, в силу определенных условностей я не могла раскрыть в этой книге истинные имена персонажей. Многие из них известны как в России, так и на Западе. Люди с внутренним стержнем, в какой бы уголок планеты судьба их не забросила, стараются остаться людьми, потому что у них есть вера, надежда и любовь. События, описанные в этой книге вовсе не вымышленные, а списаны с жизни. Перед нами предстают люди, которые по разным причинам и обстоятельствам попадают в эмиграцию или живут в СССР: кто-то счастлив, богат и знаменит, а кто-то идёт на сделку с совестью.


Рекомендуем почитать
Листья бронзовые и багряные

В литературной культуре, недостаточно знающей собственное прошлое, переполненной банальными и затертыми представлениями, чрезмерно увлеченной неосмысленным настоящим, отважная оригинальность Давенпорта, его эрудиция и историческое воображение неизменно поражают и вдохновляют. Washington Post Рассказы Давенпорта, полные интеллектуальных и эротичных, скрытых и явных поворотов, блистают, точно солнце в ветреный безоблачный день. New York Times Он проклинает прогресс и защищает пользу вечного возвращения со страстью, напоминающей Борхеса… Экзотично, эротично, потрясающе! Los Angeles Times Деликатесы Давенпорта — изысканные, элегантные, нежные — редчайшего типа: это произведения, не имеющие никаких аналогов. Village Voice.


Скучаю по тебе

Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?


Сердце в опилках

События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.


Страх

Повесть опубликована в журнале «Грани», № 118, 1980 г.


В Советском Союзе не было аддерола

Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.


Времена и люди

Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.