Русская революция в Австралии и «сети шпионажа» - [69]

До назначения в Канберру Лифанов работал заведующим Первым Дальневосточным отделом НКИД, а прежде успел потрудиться в Наркомате внешней торговли, закончил аспирантуру московского Института востоковедения, заведовал учебной частью административно-правового факультета Среднеазиатского государственного университета в Ташкенте.

В Австралии, как и большинству приезжих, ему все нравилось – страна, природа, люди. Нравилась и работа, но со временем справляться с ней становилось труднее. Москва сокращала штат посольства, причем за счет крепких профессионалов. В 1946 году отбыл без замены политический советник (им был А. А. Солдатов, впоследствии посол в Великобритании, на Кубе, в Ливане), а в 1949 году – первый секретарь. Послу приходилось опираться на младших дипломатов, которые по своему уровню (ранг, квалификация), могли выполнять только ограниченный круг поручений. Английским языком владели недостаточно хорошо, что отражало общие проблемы нового поколения загранработников. Нужно было срочно заполнять вакансии, образовывавшиеся в результате репрессий, времени на подготовку отводилось немного, да и лингвистическими способностями новые кадры не всегда отличались. Сам Лифанов признавался в «недостаточном знании английского языка»[383].

Между тем, к концу 1940-х годов, в условиях резкого ухудшения двусторонних отношений и накала «холодной войны», сложность задач, ставившихся перед посольством, возрастала.

Практика показывает, что оптимальный срок пребывания дипломата за границей – три-четыре года, максимум пять лет. К концу этого периода притупляется восприятие политической ситуации, взгляд «замыливается», возникает невольное желание оценивать развитие событий по уже наработанным клише. Это нормальный, естественный процесс, в нем нет ничего зазорного, и лекарство одно – своевременная замена.

Лифанов хорошо понимал этого и с начала 1950 года ставил перед Москвой вопрос о своей замене и одновременно просил усилить посольскую команду крепкими профессионалами – советником и первым секретарем. Однако центр словно не замечал создавшегося положения. Замена посла определилась только к середине 1953 года, и Н. И. Генералов, на которого упал выбор, также обращал внимание руководства на урезанные штаты миссии[384].

Значительно позже, 6 июня 1954 года об этом в служебной записке директору Второго Европейского отдела (II ЕО) МИД СССР Н. В. Славину написал Г. И. Харьковец[385]. Он принимал на себя основную тяжесть поручений посла и являлся, по сути, главным его помощником. Вел текущую политическую и организационную работу, выполнял функции пресс-атташе. Все эти обязанности возложили на него, ведь больше опираться было почти не на кого. Как рассказывали автору ветераны советской дипломатической службы, придирчивый Генералов отмечал недостатки Харьковца в профессиональном плане. Он-де еще не успел освоить все приемы и методы дипломатической работы, расширить свои общие знания в сфере политики и культуры. Английским владел лучше других сотрудников, но в пассивной форме и по приезде в Австралию не сразу «разговорился».

Петров, не упускавший случая, позлословить о своих бывших коллегах, вспоминал о происшествии с Харьковцом в Мельбурне. «Оркейдз» сделал там остановку перед завершением путешествия в Сиднее, и пассажиры вышли прогуляться. Харьковец с супругой заблудились в огромном незнакомом городе. Два часа плутали, не решаясь спросить совета у горожан – опасались, что их не поймут. В этом проявилась еще одна черта, характерная для молодых советских дипломатов, не успевших пройти должную выучку и воспитывавшихся за «железным занавесом» – застенчивость, зажатость в общении с иностранцами.

Вместе с Харьковцом в мидовскую команду входили второй секретарь М. Н. Зарезов (завершил свою командировку в Австралии в конце 1952 или начале 1953 года) и торговый атташе Ковалев. Последний почти все время находился в разъездах, поддерживая связи с австралийскими деловыми партнерами и пытаясь расширить двустороннее экономическое сотрудничество. Остальных вопросов (политических, культурных и пр.) он практически не касался. Вместе с тем Ковалев занимал пост секретаря партийной организации посольства.

Особняком держалась группа «ближних соседей». В конце 1952 года она пополнилась вторым секретарем Ф. В. Кислицыным. Тогда же на смену Пахомову прибыл корреспондент ТАСС В. Н. Антонов. С английским у «соседских» дела обстояли не лучше, чем у мидовских. Только Петров и Пахомов разговаривал на нем относительно свободно, а остальные предпочитали отмалчиваться. Бялогурского, например, изумляло поведение Антонова на встречах и вечеринках, где приглашенные говорили по-английски. Он обычно тихо сидел в уголке, сложив руки на коленях, а когда кто-то подходил к нему и о чем-то спрашивал, лишь вежливо кивал[386].

Евдокия английский тоже знала слабо и поэтому занималась с преподавательницей, вызывая пересуды других жен, экономивших трудовую копейку.

В посольстве присутствовали и «дальние соседи», то есть представители Главного разведывательного управления (ГРУ) Генштаба. В основном, они занимались проблемами репатриации, и на этом направлении их деятельность пересекалась с деятельностью Петрова. Он застал в посольстве полковников Гордеева и Павлова, которых затем заменил бывший танкист майор Платкайс.