Русская революция. Ленин и Людендорф (1905–1917) - [364]
Троцкий, описывавший эту сцену как разговор с глазу на глаз, наверняка правильно запомнил необычную немецкую реплику, но поостерегся разъяснять, с какой стати Ленин якобы наедине с ним заговорил по-немецки. Несомненно, Ленин употребил это немецкое выражение при немецких военных советниках, которые за кулисами поздравляли его с первой речью. Их присутствие повинно также в неверной и непривычной формулировке «рабочая и крестьянская революция», которую оратор сам тут же исправил на более подходящее слово «переворот». Сведущим в марксизме депутатам Петросовета, свидетелям вооруженного выступления большевиков и мелких стычек, ограниченных правительственными кварталами, партийный вождь не мог выдавать незавершенный путч горстки гарнизонных войск численностью не больше 15 тыс. чел. под руководством 400 опытных профессиональных революционеров[3252] и немецких штабных офицеров за революцию рабочих и крестьян. Рабочие на улицу не вышли, а крестьяне бойкотировали даже съезд Советов, который должен был санкционировать переворот. Но надзирателям из германского Генштаба он этой недопустимой для марксиста характеристикой давал, для доклада начальству, «доказательство» того, что выполнил поставленную ему задачу революционизирования России.
Пока Ленин выступал перед Петроградским советом, прошел и второй срок взятия Зимнего дворца. Чтобы решить, что делать дальше, в Смольном собрался импровизированный военный совет, заслушавший доклады руководителей различных участков расположения войск, Подвойского, Чудновского, Антонова-Овсеенко и Еремеева. Обсуждение обстановки показало, что кроме защитников Зимнего действующих правительственных войск нет[3253]. Правда, оставался вопрос, не придут ли в Петроград фронтовые части. Ленин, как свидетельствуют слова, сказанные им Э. Рахье, считал, что благодаря эффективным предосторожностям со стороны Людендорфа на него можно дать отрицательный ответ[3254]. В итоге решили немедленно штурмовать дворец, при необходимости дополнительно обстреливая его из Петропавловской крепости и со стоящего на Неве крейсера «Аврора», и назначили третий срок его захвата на 18 часов. В 17 часов окружавшие дворец войска пошли в атаку, но не прорвались через возведенные юнкерами баррикады — на верхней площадке внутренней лестницы вестибюля стояли внушительные орудия.
В 18 часов министрам по телефону предложили сдаться, на что они ответили отказом. В 18.30 прибыла депутация из Петропавловской крепости и предъявила собравшимся в Малахитовом зале министрам ультиматум, дав 20 минут на размышление и грозя обстрелом из крепости и с крейсера; ультиматум был отвергнут. В 20.30 явился Чудновский[3255] в сопровождении юнкера (не из дворца). Юнкера-часовые, гарантируя неприкосновенность, пропустили его для переговоров о сдаче с осажденным правительством. Переговоры снова были отвергнуты, Чудновского по распоряжению Пальчинского арестовали, но по настоянию юнкеров отпустили. Часть юнкеров ушла из Зимнего дворца вместе с Чудновским.
В 21 час Петропавловская крепость и крейсер «Аврора» начали обстреливать Зимний дворец холостыми снарядами. Тогда же правительство обратилось к населению с радиотелеграммой. Оно сообщало, что Петроградский совет объявил его низложенным и принуждает к сдаче под угрозой бомбардировки дворца. Но так как власть может быть передана только Учредительному собранию, оно просит Ставку о военной помощи: «Пусть страна и народ ответят на безумную попытку большевиков поднять восстание в тылу борющейся армии». После часового обстрела залпы из-за Невы стихли. Правительство еще в одном сообщении известило население, что, по его оценке, положение для него «благоприятно», дворцу никакого вреда не причинено, «выяснено, что противник слаб»[3256].
Ленин все еще медлил открывать съезд. Но депутаты не могли бесконечно сидеть в неизвестности под гул далеких выстрелов, в окружении броневиков и большевистских отрядов, под бдительным присмотром караульных ВРК в зале и с его же вооруженными постами перед зданием[3257]. В 22.40 председатель ВЦИК Ф. И. Дан взошел на трибуну, позвонил в колокольчик и объявил съезд открытым. Он счел «излишним открывать настоящее заседание политической речью», в то время как «наши партийные товарищи находятся в Зимнем дворце под обстрелом, самоотверженно выполняя свой долг министров, возложенный на них ЦИК»[3258]. После этих слов настроение собравшихся приобрело тревожный для Ленина характер. Он не показывался на собрании, держась, «как стратег и тайный двигатель за кулисами»[3259], в маленькой комнатке рядом, откуда мог наблюдать за происходящим в Белом зале. Там он «метался… как лев, запертый в клетку»: «Ему нужен был во что бы то ни стало Зимний. Зимний оставался последней заставой на пути к власти… Владимир Ильич ругался… кричал… он готов был нас расстрелять»[3260].
Не только Ленин опасался, что события в последнюю минуту могут выйти из-под контроля. Агенты германского ВК среди его бойцов тоже терзались из-за медленного хода боевых действий. Член Военной организации ЦК и Военно-революционного комитета Ян Свикке, стоя в карауле у Петропавловской крепости, большевистской штаб-квартиры на Петроградской стороне, и глядя на Зимний дворец, с досадой следил за вялотекущими попытками его штурма. Из страха перед последствиями задержки ему хотелось «бросить всё и лететь туда к ним, чтобы ускорить этот идиотски затянувшийся приступ Зимнего»
