Русская поэзия Китая - [88]

Кровью запятнаны мышцы гонцов,

Но не воскурим чужим истуканам

Тайными знаньями наших отцов!

Выше, все выше витыми ходами:

Бездне и смерти посмотрим в лицо!

Светоч Психеи мерцает над нами,

Внукам несем Золотое Яйцо!

1925

СООТВЕТСТВИЕ

Взойти ступенями, внизу оставив гам,

Промеж гранитных псов и темнохвойных сосен,

И вдруг над кленами, чей лист кровавит осень,

В сквозистом воздухе — резной на сваях храм.

Амиде ли, Фудо или иным богам,

Которых вид свиреп и смертному несносен,

Кому ты посвящен? Кому в рассветах весен

От белых пышных груш исходит фимиам?

В ограде лаковой пространство мерит шагом

Старушка в кимоно, свершая свой обет,

И звонко падает мольба ее монет.

Так дальний костромич в часовне над оврагом,

Соседа постучав по тощему плечу,

Направит «к Празднику» семишную свечу.

1922

Фузан. Корея

ЖЕНЬШЕНЬ

Л. А. Зандеру

Того, кто волей тверд и помыслами чист,

Проводят гении лесистым Да-Дянь-Шанем

В извилистую падь, к затерянным полянам,

Сокрывшим зонт цветов и пятипалый лист.

Но злобны демоны, владыка-тигр когтист:

Не торопись звенеть серебряным данном

Под вязью вывески торговца талисманом,

Где пряных зелий дух и горек, и душист.

Сложив шалаш, постись! Из недр росток женьшеня

Сбирает старику любовные томленья

И смертному двоит даренный Небом срок.

А в мглистый час Быка, созвездиям покорен,

С молитвой праотцам бери олений рог,

И рой таинственный, подобный людям, корень.

ГАНЕША

У розовых развалин в буйных розах

Укрыл воздушными корнями баниан

Старинный жертвенник, и в кружеве лиан

На плитах воины в даронесущих позах.

Горящим обручем лампад обрамлена,

Синеет в мраморе таинственная ниша,

Где дремлет в лотосе, глухие гимны слыша,

Большая статуя премудрого Слона.

В ногах у Ганеши лег ворох полумертвый

Душистых венчиков, янтарных, как заря;

Рассыпан крупный рис на плитах алтаря,

И медь блестит, устами дев истерта.

1920

Кэнди, Цейлон

КУРИЛЬЩИК

Малаец курит. Воспаленный взгляд

Прикован желтым огоньком светильни.

В углу, над палубой пустой и пыльной,

Дым опиума стелет сладкий яд.

Весь день грузили. Плечи, грудь болят…

Упал туман, горячий и обильный,

Но белый человек, колдун всесильный,

Зажег шары сверкающих лампад.

И наглый мертвый свет неумолимо

Бьет яшмово-коричневую грудь.

Вдыхая благодать святого дыма,

Дрожит иссохший стан. Зрачки — как ртуть,

Но узколобое лицо надменно:

Он курит — что ему до всей вселенной?

1921

Сингапур

СТИХИ ИМПЕРАТОРА ЮАНЬ-ХАО-СЯНЬ Надпись на фарфоровой чашечке в Яшмовой зале музея Гимэ, в Париже

От грусти осени темнее сумрак леса,

А тени облаков вечернюю несут прохладу.

К растеньям водяным прильнули рыбы в каменном бассейне,

И гуси дикие на инее песчаной мели отдыхают.

Начертано Императорской кисточкой в один осенний день года У-Чже

ЯПОНСКИЙ ХРАМИК

М. Урванцеву

     Коричневый дракон изваян в потолке;

колючие хвосты сползают по колонкам.

     На лаке алтаря зеркально-ломком

нефритовый божок уселся в уголке

и пухлым улыбается ребенком.

     Внизу — огромный и горбатый черный краб —

потрескавшийся гонг старинных церемоний,

и бронзовых курильниц ряд зеленый.

     Приятно приторен и ароматно слаб

увядший запах прежних благовоний.

1922

Шимоносеки

ТАНКА

Белокрылая

Стайка бабочек дрожит

На ветвях с утра.

Нет, то слива расцвела

У взмутненного пруда!

ВИШНЯ

     Холодно.

     На бумажном окне, за решеткой бамбука,

карлик-вишня в чашечке синеузорной.

     Долгая мука

искривила росток непокорный…

     Плачет одна горбатая ветка

розовым роем цветков.

     Переплет тростников —

как клетка.

1920

Моджи, Япония

ФОНТАН Китайская вышивка

     Фон — темно-шелковистая листва.

В кольце из бархаток оранжевых — фонтан

роняет на папирусы серебряные капли.

     Над притаившейся водой краснеют листья;

их отраженья, оторвавшись,

поплыли стайкой рыбок золотых.

     Среди фаянсовых зеленых ваз

лиловы бабочки гелиотропа,

а около нарциссов золотых —

лазурный зимородок с длинным клювом.

     Вдали, меж сосен, видно море

и облака прозрачно-розовых вершин.

1921

Гонконг

НА СЕВЕРЕ Бубен

А. П. Ющенко

Сопки сегодня с проседью,

Иглы льда у отлива;

К самым поварням[39] осенью

Нерпы легли лениво.

Скоро с гор на равнину

В нартах скочуют тунгусы;

Будут менять пушнину

На спирт, бисер и бусы.

Хилый старик зашаманит

Ночью в угарной юрте;

Бубном огромным грянет —

Грозный, хмельной и юркий.

Пламя костра ответит

Бубну тревожной дрожью,

Зайчиками расцветит

Кагаглю[40] из красной кожи.

Бубна тупые удары

Вырвались из юрты в селенье:

Бродят по стуже чары,

Жмется табун олений,

И вкруг луны возникает

Круг ледяной и туманный:

Глаз Аннанэля[41] мигает —

Слышит он бубен шаманий!..

1923

«Когда в аду встречались Данту…»

Как Данту — подземное пламя

Должно твои щеки обжечь.

В. Брюсов

Когда в аду встречались Данту

Милльоны трепетавших душ,

Когда король лобзал инфанту,

И к Дездемоне крался муж;

Когда Франческа да Римини

Прочла, как умер Ланчелот,

И Фауст к Броккенской вершине

С проклятым направлял полет —

Я с ними был. За их плечами

Меня сжигал огонь сердец

И ранил острыми мечами

Страстей безрадостный конец.

Но если страсти и страданья

Теперь затоптаны толпой,

Поэт их ждет среди скитаний

Своей мятущейся душой.

«Ветер весною вишневый мой сад осыпает цветами…»

Ветер весною вишневый мой сад осыпает цветами;

Милая, тело твое — розовый жемчуг весны!