Русская литература. Теоретический и исторический аспекты - [12]
Источником молчания маленького человека может быть неверие в себя. Героиня рассказа «Глазки» резко начинает терять зрение, подозревая, что за этим скрыты и привычка опускать глаза, и нежелание видеть окружающий мир: «(…иногда хотелось воскликнуть как гоголевскому герою, "оставьте меня, зачем вы меня обижаете?")»[40]. Но оказывается, что в ее глазах скрыта сила, которой она не умела пользоваться: взглядом она останавливает сильного, жестокого мужчину и спасает подростка.
Молчание героев Петрушевской может быть куда более ценным, чем слова в свою защиту. Герой Ф.М. Достоевского Макар Девушкин – это воплощение гордости маленького человека, и проявляется она, в частности, в желании «переписать» Гоголя, в неприятии безответности героя «Шинели». В рассказе «Музей человека» Петрушевская дает возможность маленькому, незаметному, обиженному начальством человеку ответить на оскорбления: он собирает доказательства честности своей жизни, записывая на диктофон все свои разговоры. Но это собирание фактов, всех своих слов не превращается в самоанализ, образ не обретает глубину, но получает силу: благодаря своим «доказательствам» он успешно борется с коллегами, со своим сыном, удачно проворачивает развод.
В молчании героев Петрушевской скрывается и сила, и слабость. В поисках источника молчания своих героев писательница обращается к периоду жизни маленького человека, когда он действительно был маленьким: «Дети все-таки воплощенная совесть. Как ангелы, они тревожно задают свои вопросики, потом перестают и становятся взрослыми. Заткнутся и живут. Понимают, что без сил»[41]. Родители, оберегая своих детей, открывают им «правду» – грубую сторону жизни. Предшественником многих героев Петрушевской является Самсон Вырин, герой А.С. Пушкина. Он излагает горькую правду жизни, рассуждая о своей дочери: «Не ее первую, не ее последнюю сманил проезжий повеса, а там подержал, да и бросил. Много их в Петербурге, молоденьких дур»[42].
Герои Петрушевской вторят Вырину. В повести Пушкина жизнь опровергает правду станционного смотрителя, у Петрушевской «жестокая правда жизни» подтверждает свою истинность, но именно в отношении слабых людей: «Жизнь оборачивается своей грубой, бесстыдной, беспощадной изнанкой, когда дело касается беспомощных людей, это так»[43]. Характерный для ее творчества сюжетный мотив порочного круга, повторения несчастливой судьбы матери дочерью рождается не из-за отказа прислушаться к предупреждениям, а как раз является следствием воспитания «в правде». Грубостью защищают детей, готовя к сложности жизни. Но надламывает ребенка в рассказах Петрушевской не грубость жизни, а слишком резкое столкновение с нею, бестактность родителей. Детей пытают правдой жизни, взваливают на них тяжесть своих страданий: «Родители… всегда оперировали четкими, ясными фактами, не врали, не преувеличивали и терзали свою дочь правдой как железными крючьями»[44].
Дети защищаются от родителей молчанием, поэтому часто самые значительные вещи (сокровенные мысли, предыстория героев) Петрушевская, словно оберегая, заключает в скобки. Так же и гоголевский маленький человек окружает себя молчанием как стеной. Ключевым моментом в карьере Акакия Акакиевича становится неудача, когда ему не удается выполнить предложенную начальником более сложную работу – не просто переписать, а изменить заглавие и лицо глаголов в документе. Причины неудачи не в уровне его интеллекта, а в том, что фокус восприятия действительности у него особый: он видит буквы, но не слова, являющиеся для него уже слишком крупными величинами, он общается с буквами, а не со своими коллегами. Он напоминает ребенка, который верит в то, что его миниатюрный мир действительно существует. И в этом мире ему хорошо. Но для героев Петрушевской отказ от диалога с миром, с человеком является настоящей драмой. Ее маленький человек не способен упоенно играть, забывая о действительности, и за его молчанием часто скрывается ожесточение, онемение чувств, а не своя особая, наполненная настоящими эмоциями жизнь, как у Акакия Акакиевича.
Творчество Петрушевской тесно связано с гуманистической традицией трактовки образа маленького человека. Таких героев она наделяет отталкивающей внешностью, сложным характером, и интонация, с которой она ведет повествование о них, часто более чем сдержанна. Тем не менее чем больше герои и сама писательница скрываются за иронией, недосказанностью, молчанием, даже грубостью, тем сильнее ощущается трагический подтекст рассказов, боль героев и сочувствие автора. Связь с традицией проявляется и в самом интересе к образу маленького, неяркого, нереализованного, еле сводящего концы с концами человека.
Судьба образа маленького человека в русской литературе показывает, как даже такой рожденный определенным временем герой может быть связан не только с актуальной социальной проблематикой, но и с более широким кругом вопросов, вневременных, а потому волнующих и современного человека. Образ маленького человека явно шире социального типажа, он вполне может перейти в категорию вечных образов. Такие образы многократно воплощаются на страницах произведений разных эпох и разных авторов: Фауст, Макбет, Гамлет… В искусстве часто переосмысляются характеры исторических личностей, библейских, мифологических героев: Наполеон, Жанна д'Арк, Прометей, Каин, Моисей. Имена таких героев становятся нарицательными: Дон Жуан, Отелло, Наполеон. Бывает, что писатель не единожды обращается к такому образу, поэтому, проследив, как изменяется отношение к нему художника, можно понять, как с годами трансформируется его взгляд на мир (сравните, как разнятся оценки личности Наполеона в произведениях
«Те, кто читают мой журнал давно, знают, что первые два года я уделяла очень пристальное внимание графоманам — молодёжи, игравшей на сетевых литературных конкурсах и пытавшейся «выбиться в писатели». Многие спрашивали меня, а на что я, собственно, рассчитывала, когда пыталась наладить с ними отношения: вроде бы дилетанты не самого высокого уровня развития, а порой и профаны, плохо владеющие русским языком, не отличающие метафору от склонения, а падеж от эпиграммы. Мне казалось, что косвенным образом я уже неоднократно ответила на этот вопрос, но теперь отвечу на него прямо, поскольку этого требует контекст: я надеялась, что этих людей интересует (или как минимум должен заинтересовать) собственно литературный процесс и что с ними можно будет пообщаться на темы, которые интересны мне самой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
В книге легко и с изрядной долей юмора рассматриваются пять способов стать писателем, которые в тот или иной момент пробует начинающий автор, плюсы и минусы каждого пути, а также читатель сможет для себя прояснить, какие из этих способов наиболее эффективны.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.