Русская литература. Теоретический и исторический аспекты - [14]

Там сверкнул он искрой малой

И пропал во тьме пустой[51].

В позднем творчестве Пушкина происходит явная полемика с идеями романтиков: их отталкивает обыденность и манит даль, экзотика. Пушкин же открывает читателю красоту русского, родного, «близкого» пейзажа. Для того чтобы читатель оценил прелесть русской зимы, в стихотворении «Зимнее утро» (1829) поэт создает очень живую картину, наполняя ее игрой света: «Мороз и солнце; день чудесный! // Великолепными коврами, Блестя на солнце, снег лежит. //И речка подо льдом блестит. // Вся комната янтарным блеском озарена»[52].

В романе «Евгений Онегин» Пушкин, пародируя романтический стиль, создает «лунный портрет» Татьяны, но дополняет картину очень прозаичной фигурой старушки няни, снимая тем самым романтический флер:

И между тем луна сияла

И томным светом озаряла

Татьяны бледные красы,

И распущенные власы,

И капли слез, и на скамейке

Пред героиней молодой,

С платком на голове седой,

Старушку в длинной телогрейке

И все дремало в тишине

При вдохновительной луне[53].

Образ света Пушкин использует, размышляя о жизни высшего общества. В стремлении к блеску видит поэт суть светской жизни, и, передавая свое ощущение от балов, он использует слово «блеск» в значении прямом (яркое освещение, блеск драгоценностей) и переносном:

Люблю я бешеную младость,

И тесноту, и блеск, и радость[54].

Блеск балов подчеркивается контрастом с тьмой на улицах:

Перед померкшими домами

Вдоль сонной улицы рядами

Двойные фонари карет

Веселый изливают свет

И радуги на снег наводят;

Усеян плошками кругом,

Блестит великолепный дом;

По цельным окнам тени ходят,

Мелькают профили голов

И дам и модных чудаков[55].

Но этот блеск светской жизни может быть фальшивым. Пушкин сравнивает Татьяну Ларину и Нину Воронскую, признанную красавицу, блистательную светскую львицу. Холодный блеск мрамора, исходящий от Воронской, не может затмить внутреннюю красоту, прелесть Татьяны:

Беспечной прелестью мила,

Она сидела у стола

С блестящей Ниной Воронскою,

Сей Клеопатрою Невы;

И верно б согласились вы,

Что Нина мраморной красою

Затмить соседку не могла,

Хоть ослепительна была[56].

Л.Н. Толстой в повести «Смерть Ивана Ильича» (1886) использует символику света и тьмы, размышляя о свете жизни и тьме смерти, о внешнем блеске и внутреннем свете. Цель жизни его героя – обманный блеск высшего света. Жизненные принципы Ивана Ильича раскрываются через образ света, притягивающего мух: «…у него с самых молодых лет было то, что он, как муха к свету, тянулся к наивысше поставленным в свете людям, усваивал себе их приемы, их взгляды на жизнь и с ними устанавливал дружеские отношения»[57]. В жены Иван Ильич выбирает «блестящую»[58] девушку, чтобы составить блестящую партию. Он блестящий специалист в своем деле, так как с блеском решает все сложные вопросы: «Все это было точь-в-точь то же, что делал тысячу раз сам Иван Ильич над подсудимыми таким блестящим манером»[59]. Таким образом, жизнь Ивана Ильича оказывается движением к внешнему блеску, лоску, а не к истинному свету.

Герою Толстого физическая смерть представляется как угасание, исчезновение света: «То свет был, а теперь мрак. То я здесь был, а теперь туда!»[60]« Но, переосмысляя цели своей жизни, Иван Ильич понимает, что его существование было подобно смерти, что свет, т. е. истинная жизнь, был только вначале, в детстве: „“Как мучения все идут хуже и хуже, так и вся жизнь шла все хуже и хуже", – думал он. Одна точка светлая там, назади, в начале жизни, а потом все чернее и чернее и все быстрее и быстрее»[61]. Нежелание признать, что его жизнь была бегством от жизни (от истинных чувств, от себя), мешает ему двигаться к свету, к возрождению души. Толстой создает образ темного мешка, из которого Иван Ильич не может вырваться. Но герою Толстого хватает сил признать правду, и ему открывается истинный свет, в нем пробуждается способность к сочувствию: «В это самое время Иван Ильич провалился, увидал свет, и ему открылось, что жизнь его была не то, что надо, но что это можно еще поправить. Он спросил себя: что же „то“, и затих, прислушиваясь. Тут он почувствовал, что руку его целует кто-то. Он открыл глаза и взглянул на сына. Ему стало жалко его. Жена подошла к нему. Он взглянул на нее. Она с открытым ртом и с неотертыми слезами на носу и щеке, с отчаянным выражением смотрела на него. Ему жалко стало ее»[62]. Иван Ильич приходит к пониманию, что смерть физическая менее страшна, чем жизнь живого мертвеца, жизнь без души, и свет в его душе уничтожает смерть: «Вместо смерти был свет»[63].

В повести «Смерть Ивана Ильича» свет и тьма предстают в основном как абстрактные символы (блеск высшего света и свет духовный). Но Толстой, подобно художнику, способен наполнять свои картины живым светом. В первых строках «Анны Карениной» свет подчеркивает настроение героя: «Глаза Степана Аркадьича весело заблестели, и он задумался, улыбаясь… Заметив полосу света, пробившуюся сбоку одной из суконных стор, он весело скинул ноги с дивана, отыскал ими шитые женой (подарок ко дню рождения в прошлом году), обделанные в золотистый сафьян туфли…»[64]