Русская литература. Теоретический и исторический аспекты - [11]
На первый взгляд, инфантильности лишен Евгений из «Медного всадника»: это человек, трезво оценивающий свои силы, готовый взять на себя ответственность за семью. Однако в масштабе произведения он воспринимается антитезой Петру Великому как основателю, Отцу нового города и, в общем-то, государства. В начале поэмы Евгений обращает робкие упреки к Создателю, который, по его мнению, к иным более благосклонен, а в конце обвиняет в своих бедах Петра I. Маленький человек вообще легко находит виноватого, ответственного за его благополучие. Оказывается, что жесткая иерархическая модель общества XIX в. может быть удобна. Религиозные представления, социальная структура видятся маленькому человеку как повторение иерархической, идущей из детства модели ребенок– родители, наказывающие, но прежде всего защищающие, ответственные за судьбу своего чада.
В современной литературе эта тема получает свое развитие прежде всего в женской прозе с ее интересом к миру детства, к этапам взросления человека. Рассмотрим для примера, как воплощается образ маленького человека в прозе Людмилы Петрушевской. На страницах произведений этой писательницы наиболее часто встречается имя героя «Шинели», а одно из них так и названо – «Акакий». Ее маленький человек может принадлежать к совершенно разным социальным слоям, возрастным группам, черты Башмачкина присутствуют даже в женских образах. Мотив, объединяющий таких героев и раскрывающий интерес писательницы именно к герою «Шинели», – молчание.
Пожалуй, безответность делает Акакия Акакиевича одним из самых загадочных образов в русской литературе, и диапазон мнений о том, что кроется за этим молчанием, широк: для кого– то это проявление святости (В. Маркович), для кого-то – мизантропии (М. Эпштейн). В рассказе «Акакий» Петрушевская сталкивает два типа молчания, имеющих противоположные моральные полюса.
Главные герои – преуспевающий писатель Р., питающий слабость к девочкам-подросткам, и его пассия, двоечница Верка. После сцены изнасилования девушки бандитами перед дверями «покровителя» она сравнивается с Акакием Акакиевичем из мультфильма по повести Гоголя. Когда писатель впускает Верку в квартиру, она не жалуется, не просит и, умолчав о том, что на самом деле произошло, представляет произошедшее как ограбление с целью отобрать мобильный телефон. «Покровитель» знает всю правду, но ему удобно принять версию девушки: увидев в глазок, что происходит за его дверью, он уходит вглубь квартиры и включает телевизор, чтобы ничего не слышать. Так же и гоголевский Акакий Акакиевич, когда ему становится страшно на огромной, безлюдной площади Петербурга, просто закрывает глаза. Только современный, успешный Акакий закрывается прежде всего от чужих проблем. Молчание равнодушия так же, как и слабость к девочкам, открывает его духовную незрелость.
Социальная и человеческая «цена» героев измеряется в рассказе в различных единицах. В денежном эквиваленте цена, по которой Р. покупает внимание таких девушек, как Верка, – мобильный и денежка на счету телефона. Разную цену имеет и их слово. Верка уверена, что ее никто по-настоящему не слышит, не понимает, и в этом смысле мобильный – это ее шинель, доказательство ее значимости, того, что кому-то нужно слышать ее. Печатное слово писателя Р. весомо, он никогда бесплатно не дает интервью. Главным подарком его пассиям также являются слова: он любит раздавать обещания.
Многие исследователи творчества Петрушевской вскрывают глубинные слои, спрятанные за напускной небрежностью в обращении со словом, находят полифоничность во внешне монологичном повествовании, лирический подтекст (М. Липовецкий, В. Максимова, Т. Маркова, Р. Тименчик). Но даже и само отсутствие слова в ее произведениях может быть «красноречиво». Рассказ заканчивается репликой, не обозначенной пунктуационно как слова писателя Р., но явно принадлежащей ему: «Да! О господи! Забыл дать ей денег»[39]. Кажется, что последнее слово остается за ним (недаром оно сливается со словом автора), но молчание Верки более весомо.
