Русская литература Серебряного века. Поэтика символизма - [95]

Указ. соч. С. 108.[351]. Но опять-таки аналогичным приемом «подачи» содержания не от лица автора, а как бы от лица изображаемого им героя активно пользуется именно лирическая поэзия. Вспомним, что именно наблюдение поэзии Блока позволило когда-то Ю.Н. Тынянову обобщить явления данного типа в новом по тем временам понятии «лирического героя». Следовательно, и повествование в прозе от лица героя можно объяснить внутрилитературными синтетическими тенденциями, а не импрессионизмом. Импрессионизм в русской литературе, во всяком случае, никогда не был литературным течением, четко себя выявившим наподобие того, как четко выявили себя символизм или позже кубофутуризм. Независимо от того, как обстоит в западных литературах, у нас он не обладал ярко выраженной самостоятельностью. Отсюда характерные суждения литературоведов типа: «Импрессионистическая поэзия сливалась с символизмом»; «Музыки прежде всего», – этого «требовали и импрессионисты и символисты» и т.п.[352]. Сами же символисты охотно называли «импрессионистами» литераторов, казавшихся им стилистически близкими себе, но «программно» не примыкавших к их сообществу.

То, что А. Белый объявлял Чехова «символистом», может показаться чем-то прямолинейным, содержащим в себе натяжку. Но для адекватного понимания мысли Белого существенны такие его теоретические суждения: «Реализм есть только вид импрессионизма» и «импрессионизм – поверхностный символизм»[353]. Тем самым, весьма своеобразная трактовка термина «реализм» давала Белому возможность, не отрицая в таланте Чехова реализма (который только «вид импрессионизма», импрессионизм же всего лишь «поверхностный символизм» – символизм вне групповой, четкой «идейной» принадлежности к символистам), одновременно считать его символистом.

Вообще же, в эпоху, проходившую под знаком художественного синтеза, исследователю изначально приходится быть готовым прежде всего ко многочисленным вариантам взаимослияния, плавного перехода от одного к другому, отсутствия четких границ и граней. Введение новых названий, излишнее «педалирование» названий, не получивших широкого признания, может повлечь возведение в порядке исследовательского «конструирования» иллюзорных границ и граней – там, где их реально не было (или неясен характер того, что же фактически было). Реализм, символизм, футуризм проявили себя в серебряный век с бесспорной отчетливостью. Импрессионизм – несомненно, нет.

Вот Л.В. Усенко объявляет «импрессионистом» Б. Зайцева. При этом он даже вспоминает между делом, что один из современников назвал последнего «задушевный лирический поэт»[354]. Но каких-то выводов из этой «проходной» цитаты исследователь не делает. В результате в «Волках» обнаруживается «поток неустойчивых переливов воздушно-световой среды» (это не о картине живописца, а о словесном тексте – так что все сказанное суть образно-переносное применение тех характеристик, которые впрямую применимы разве лишь к какому-то русскому живописцу)[355]. Сообщается, что «современники Б. Зайцева обратили внимание на связь его прозы с живописью»[356]. В эпоху «синтеза искусств» упоминания о связи с живописью, музыкой и т.п. у критиков были популярны применительно к самым разным писателям. Но исследователь, сославшись на приведенное, дальше начинает говорить уже не о связи прозаика Зайцева с живописью, а о его связи с импрессионистической живописью, корректируя таким образом свидетельства современников в соответствии с характером развиваемой концепции. «Руанский собор» и «Стог сена на закате» К. Моне сопоставляются с «Волками» и «Мглой» Б. Зайцева. Трудности предпринятого сопоставления очевидны априори, и вполне естественно, что исследователю приходится в общем просто прибегать к характеризующему эпитету (у Зайцева «импрессионистически» передано то-то и то-то)[357].

Вот довольно типичная краткая характеристика искусства импрессионистов: «Сущность их искусства – в тончайшей фиксации мимолетных впечатлений, в особой манере воспроизведения световой среды...»[358]. (Потому приходится искать световые переливы и в литературных произведениях предполагаемых «импрессионистов», хотя здесь «техника» художника базируется не на цвете и свете, а на звучании и значении слов.) «Импрессионизм, – говорится в другом месте, – одно из направлений в искусстве, основанное на принципе непосредственной фиксации художником своих субъективных наблюдений и впечатлений действительности, изменчивых ощущений и переживаний»[359]. Французское «impression» и есть на русском языке «впечатление». У литературных импрессионистов на Западе, как отмечает исследователь, произведения в предельных случаях «не имеют... логического развития» (речь о поэзии Вердена)[360]. Но у настоящего художника отсутствие «логического развития» означает, что произведена замена такого развития на какое-то иное – иначе произведение просто распалось бы как целостность на вышеупомянутые «мимолетные впечатления». Отсутствие между элементами одного, ожидаемого типа связи (в данном случае – логического) у настоящего писателя означает лишь, что данный тип связей компенсирован введением какого-то другого типа. Применительно к импрессионизму в искусстве Запада давно выяснено, на какой же именно: причинно-следственные, то есть логические связи заменены в импрессионизме на связи интуитивистские,