Русская эмиграция в Сербии XX-XXI вв. - [26]
Разбавленная грустью пополам с иронией другая история с «новыми крестьянами» из того же сербского городка, куда около сотни беженцев прибыли 6 января 1921 г. Руководствуясь благородным стремлением зарабатывать на жизнь крестьянским трудом, быть ближе к земле, некоторые русские решили организовать сельскую артель. Земля в трех километрах от города была бесплатно выделена сербами>191. Однако в июле последовал уход из артели единственного крестьянина, не желавшего «терять и дальше свой труд даром». Привыкания к земле не получилось. Огороды артели зарастали сорняками>192. Попытка сельхозартели получить новую ссуду, теперь уже на овцеводство, была неудачной, ввиду отсутствия в артели кого-либо хоть сколько-нибудь знакомого с этим делом и неплатежами по старой ссуде>193.
Итак, «новых крестьян» из городских здесь не получилось, а «мужика», который бы их кормил, не было.
Но далеко не все были такие «фантазеры».
О «них» хорошо написала мне в одном из писем Ирина Антанасиевич: «они — это первая микробиологическая лаборатория и поликлиники в таких местах, в которые не забредала нога сербского врача, и школы, которые открывались в таких местах, которые бы не пришли в головы сербским учителям <.. > они — это более сотни храмов, что новоотстроенных, что реставрируемых».
«Они» — это и виноградарство. В окрестностях Смедерево была организована Русская виноградарская община с годовым производством 700 гекалитров вина и 400 гекалитров ракии. В том же крае русские земледельцы основали свою земледельческую общину. Стоит здесь особо отметить вклад русских в молочное дело, которое до их появления было неразвитым. Под руководством Маленбургера была основана русская община по молочному делу. В день она перерабатывала 15 000 литров молока и поставляла свой продукт многочисленным мелким белградским молочным. Действовали и другие подобные общины, среди которых самой большой считалась возглавляемая Соколовым, Петровским, Родиным и Реутовым>194. В Зренянине действовали столярная и слесарная мастерские, обувная — в Белой Церкви. В Нови-Саде стала работать типография, основанная типографщиком М. Ковалевым из Харькова, в компании с другими русскими >195. Стоит назвать среди других и типографию С. Филонова, работавшую в столице Воеводины.
История сербских городов была довольно часто связана с эмигрантами, их вкладом в культурное строительство. Об этом у меня есть сюжеты, «рассыпанные» по другим «историям» русской эмиграции. Здесь же я хочу представить фигуру уже упоминавшегося Александра Мельникова (1900–1984), архитектора, жившего и творившего в Крушевце, Байна-Баште, Лесковце, Заечаре, Княжевце, Нише. По его проектам в этом городе на реке Нишаве было построено свыше ста общественных и частных зданий. Был признанным мастером, строившим в стиле «модерн»>196.
Впрочем, как и везде, часть населения встретила пришельцев как своих соперников в борьбе за рабочие места. Причем у некоторых сербов вызывали зависть, неприязнь, злобу то обстоятельство, что для русских открывались новые места в полиции, в местных органах управления, в других государственных институциях. В условиях вскоре наступавшего экономического кризиса толерантность к изгнанникам из красной России уменьшалась>197. Симпатии сербов к Советской России, где строили «рай» для народа, повторяю, рождали у многих неприязнь к белогвардейцам, «выкинутым» из своей страны. Неприятельское отношение к русским было обусловлено многими факторами, даже «господской одеждой», манерами, стилем жизни. Оттуда были и пакости, чинимые «вечно голодным пришельцам», «притеснявшим» коренное население. В годы второй мировой войны партизаны убивали даже русских священников.
Впрочем, и «свои не оставали». Так, 29 июля 1921 г. ротмистр Сахаров просил выдать в долг 75 динаров для «покупки лекарств и продолжения курса лечения больной дочери (9 месяцев)». Было отказано, так как не вернул прежний долг>198.
И опять о России. Тоска по родине была так неизбывна, что в небольшом сербском городке один из русских в преклонных годах завещал на смертном одре похоронить его на высоком месте лицом к России, куда он так долго глядел вместе со своим внуком. Во время похорон мальчик, давясь слезами, закричал, что гроб спускают «не так». Ошибка была исправлена и желание дедушки было исполнено>199.
Довольно непростые отношения складывались и у женского пола. Так, сербки с некоторым подозрением относились к русским дамам. Известный журналист, писатель, драматург Александр Митрофанович Ренников, например, низал такие строки в парижском «Возрождении»: «Прежде всего, сербки никак не могли допустить такого бесстыдства, с каким русские мужчины, нередко старые и весьма почтенного вида, публично целовали руки своим женщинам, иногда даже совсем некрасивым. И главное, если где-нибудь в укромном углу, в тупике; а то — на людной улице, на виду многочисленных приличных прохожих!»>200
Даже стремление часто пользоваться ванной, бывало, некоторыми почтенными «матронами» трактовалось как признак «распущенности»>201.
«Неприличное» поведение некоторых представительниц прекрасного пола давало повод для пересудов. Известно, что «госпожа №», назову ее так, находившаяся в родстве с одной из самых знаменитых русских фамилий, пела вместе с дочерью некоторое время в обычном, третьеразрядном, ресторане Нови-Сада.
